Эпиграф
О rus!/Hor. /О Русь!.. — Первое восклицание («О поля!») заимствовано из «Сатир» Горация (кн. 2, сатира 6):
Эта тема поднимается нашим поэтом вновь в гл. 4, XXXIX, 1, см. коммент.
Второе восклицание — «Русь!» — является древним названием и лирическим сокращением слова «Россия».
В дневнике Стендаля за 1837 г. я нашел следующую запись: «En 1799… le parti aristocrate attendait les Russes à Grenoble [Суворов был в Швейцарии] ils s'écriaient[341]: „О rus, quando ego te aspiciam!..“» (Journal. Paris, 1888 edn., App. VII). Стендаль избрал такой же эпиграф («О rus, quando ego te aspiciam!») для главы 31 («Сельские развлечения») своего романа «Красное и черное» (1831).
Л. Гроссман в «Этюдах о Пушкине» (М., 1923, с. 53) сообщает, что нашел тот же каламбур в «Бьевриане» («Bievriana») издания 1799 г. Сборник, к которому обратился я, «Бьевриана, или Каламбуры маркиза де Бьевра» («Bievriana, ou Jeux de mots de M. de Bièvre», ed. Albénc Deville. Paris, 1800) Франсуа Жоржа Марешаля, маркиза де Бьевра (1747–1789), такой игры слов не содержит. В различных сборниках подобного рода многие остроты, приписываемые Бьевру, связаны с событиями, произошедшими уже после его смерти.
В черновике, возможно относящемся к «Альбому Онегина» (см. строфу XIV «Альбома» в коммент. к гл. 7, XXII альтернативная строфа), анекдоты из «Бьеврианы» верно охарактеризованы как «площадные».
I
Отголоски следующих мотивов из знаменитого стихотворения Пушкина «Деревня» (см. коммент. к гл. 1, LV, 2–4), состоящего из двух частей (идиллического описания Михайловского, которое поэт посетил в то лето, и красноречивого обличения крепостничества), звучат во второй главе ЕО. «уголок», «приют», «ручьи», «нивы», «вдали рассыпанные хаты», «бродящие стада» и т. д. Во второй части стихотворения «друг человечества» затмевает «друга невинных наслаждений», и Пушкин бросает в лицо развратным помещикам суровое обвинение. Позже, однако, сам Пушкин не гнушался возможностью задать трепку крепостному мужику или сделать ребенка дворовой девке (см. коммент. к гл. 4, XXXIX, 1–4).
1 <…>
2 …уголок… — Лат. angulus mundi[342](Проперций, IV, IX, 65) и terrarum angulus[343] (Гораций, «Оды», II, VI, 13–14), фр. petit coin de terre[344].
Небольшое владение Горация («parva rura» — «маленькие поля») угнездилось в естественном амфитеатре среди холмов сабинян в тридцати милях от Рима Пушкин использует собственные деревенские воспоминания 1819 г. в конце первой главы и начале второй. Но следует иметь в виду, что поместье Онегина располагалось в Аркадии, а не в Псковской или Тверской губернии.
«уголка» двенадцать лет спустя в своей восхитительной элегии, посвященной Михайловскому. Написанная белым стихом, она начинается словами «…Вновь я посетил…» (26 сентября 1835 г.):
Стоящее в скобках «Михайловское», я полагаю, как раз и есть именно то слово, которое опустил Пушкин и которое наиболее логично заполняет первые пять слогов начальной строки{40}.
Вопрос о влиянии Вордсворта на «Возвращение в Михайловское», как можно было бы назвать это стихотворение, слишком сложен, чтобы обсуждать его здесь, но в связи с «уголком» я мог бы процитировать следующие строки из его поэмы «Прогулка» («The Excursion», 1814), ч I, «Странник» («The Wanderer»), стихи 470–473:
3 …друг невинных наслаждений… — Человеком, знающим толк в прелестях сельской жизни, мог бы быть, например, аббат (Пьер) де Вильер (Abbé Pierre de Villiers, 1648–1728). См. его стансы «Похвалы одиночеству» («Eloges de la solitude», в Ториньи, близ Санса).
I
Un bois percé de vingt allées…
VIII
См. также Ж. Б. Руссо, «Кантата», III:
8 <…>
10 <…>
12—14 Impénétrables voûtes, dômes touffus, larges ombrages, épaisse verdure, abris, retraite, dryades[347], и т. д. — излюбленные клише французской поэзии XVIII в. (какие использует, например, Фонтан в своем «Наваррском лесу» («La Forêt de Navarre», 1780), â dédales[348] которого поэт блуждал «tel jadis à Windsor Pope s'est égaré» [349]; здесь, у Пушкина, они сведены в изящную миниатюру.
Варианты
—4 Отвергнутый черновой вариант (2369, л. 23):
6 Зачеркнутый черновой вариант (там же):
II
1 …за́мок. — Так обычно переводится на русский французское château. Объяснение использования этого слова Пушкиным, которое предлагает Чижевский («возможно, под влиянием балтийских областей неподалеку» — какое влияние? неподалеку от чего?) — типичный пример комической наивности его по верхам бегущего, а точнее, спотыкающегося комментария к ЕО (см. коммент. к гл. 2, XXX, 3)
1—3 <…>
4 …старины. — В произведении, где постоянно речь заходит о «новизне» и «моде», их противопоставление старому, немодному и патриархальному неизбежно Кроме того, «старина» входит в группу слов с окончанием «-на», рифмовать которые Пушкин имел особое пристрастие
4—7 Описательные обороты, употребленные в этой строфе, характерны для европейского романа того времени, независимо от того, была ли местом действия Московия или Нортгемптоншир. Я имею в виду описание дома Джеймса Рашуэрта (из романа Джейн Остин «Менсфилд-парк», 1814, о котором мало известно в России. См. коммент. к гл. 3, Письмо Татьяны, 61) состоявшего из «нескольких комнат, с высокими потолками, щедро меблированных по моде пятидесятилетней давности, с натертыми до блеска полами [и] богатыми дамастными тканями… [Картины] по большей части были семейными портретами» («Mansfield Park», vol. 1, ch. 9).
7 Сначала Пушкин написал «царей портреты», но «для цензуры» (не следовало упоминать царей этак мимоходом) он заменил их на «портреты дедов».
Пушкинское примечание в обеих беловых рукописях гласит: «Дл[я] ценз[уры] портреты предков».
14 <…>
Варианты
5 Отвергнутый черновой вариант (2369, л. 24 об):
7—8
III
11 …с яблочной водой… — яблочный отвар, яблочный напиток. Буквальный перевод французского названия (eau-de-pomme), которое постоянно встречается в медицинских предписаниях XVIII в. Некоторые читатели понимают под ним «яблочную водицу» или «яблочную водку» («applejack» — яблочное бренди), которая хранится в закупоренных бутылях. Ср: брусничный отвар или «брусничная вода», упомянутая в гл. 3, III, 8 и IV, 13.
12 …календарь… — Мое понимание смысла этого слова основано на отрывке из первой главы романа Пушкина «Капитанская дочка», начатого десять лет спустя (23 января 1833 г.):
«Батюшка у окна читал Придворный календарь, ежегодно им получаемый. Эта книга имела всегда сильное на него влияние: никогда не перечитывал он ее без особенного участия, и чтение это производило в нем всегда удивительное волнение желчи»
Однако следует отметить, что ежегодный «Брюсов календарь», подобие «Фермерского альманаха» («Farmer's Almanack», см. коммент. к гл. 2, XLI, вар. 7), мог бы быть в данном случае столь же читаем, разве только помещик, скорее всего, пользовался бы изданием поновее{41}.
Варианты
В зачеркнутом черновом варианте (2369, л. 25), «комната» названа «кабинетом», «ключница» заменена на «приказчика», в комнате стоят «большие кресла, стол дубовый» (стих 5), когда Онегин отворяет шкафы, то находит «наливки, сахар» в одном и «чай» в другом (стих 11) В этом черновике III идет после IV.
IV
6—7 …барщины… оброком… — Барщина — неоплачиваемый труд крепостного на своего господина; оброк — разновидность земельной ренты, которую выплачивает крепостной либо вместо барщины, либо для получения разрешения заниматься каким-нибудь ремеслом на стороне.
Цивилизованные помещики первой половины XIX в делали, что могли, для облегчения участи крепостного — часто в ущерб собственным интересам, чему едва ли поверит марксист. Таких помещиков было не очень много, но, в конце концов, гуманность восторжествовала и крепостные были официально освобождены в 1861 г.
В расцвете своих лет многие люди — поэты, монархи и прочие — стремятся исправить мир затем только, чтобы потом превратиться в хладнокровных консерваторов или замшелых деспотов Онегин на глазах у довольного Пушкина приносит небольшую жертву сострадательной и безрассудной молодости, — и соседи-скептики улыбаются (IV, 12), понимая, что его причуда продлится недолго
«Как мог дворянин Онегин осуществлять недворянскую программу?» И умудряется даже ответить на свой вопрос.
8 …мужик… — во всех изданиях 1825–1837 гг. В черновике (2369, л. 24 об.): «И Небо раб благословил» В отвергнутых черновиках: «народ» и «мужик». В беловой рукописи: «И раб судьбу благословил».
11 …сосед… — Здесь и далее в романе (например, гл. 8, XVIII, 4) «сосед» скорее означает «деревенский сосед», «местный землевладелец», «знакомый помещик», а в двух случаях просто «помещик» (гл. 5, XXXV, 6; гл. 6, XXXV, 4). Подходящее для ямба строение этого слова и легкость, с какой его можно рифмовать, делают его одной из тех единиц стиха, которые без труда занимают надлежащее место, в результате чего отличаются довольно монотонной повторяемостью.
5 В черновике (2369, л. 24 об) читаем:
Строчка эта была использована Пушкиным в коротком стихотворении, написанном немного позднее (Одесса, ноябрь 1823 г.):
V
5—6 <…>
6 …дроги… — Слово «дроги», употребленное здесь, может означать в широком смысле «старинный экипаж» или, как я полагаю, в данном контексте особую самодельную повозку простой и надежной конструкции, без рессор, которую русский помещик использовал так же, как английский использовал свой «shooting break» (охотничий открытый экипаж с двумя продольными скамьями) или «dogcart» (высокий двухколесный экипаж с местом для собак под сиденьями).
7 <…>
10 …фармазон… — Либеральная мысль XVIII в. искала прибежища в масонских организациях. Провинциальный помещик видел в масонах революционеров. В России масонские ложи были запрещены весной 1822 г. (см. об этом также в моем Предисловии, раздел «Генезис „Евгения Онегина“», с. 68). В отвергнутом черновике (2369, л. 24) вместо «фармазон» стоит «либерал», который восстановлен в первой беловой рукописи главы.
Слово «фармазон» (просторечие того времени, означающее «франкмасон» или «масон») произведено от французского «francmaçon» и использовалось в значении «дерзкий вольнодумец».
—11 …пьет одно / …красное вино… — По-видимому, здесь намек на то, что Онегин предпочитает бокал заграничного вина шкалику доброй русской водки. Однако слово «одно» можно истолковать не как «только», а как «неразбавленное»: он фармазон, он пьет красное неразбавленное вино стаканом. Но в то время пить разбавленное вино стал бы скорее пресыщенный франт из Петербурга, а не деревенский любитель опрокинуть рюмочку. Похоже, Онегин, как и Пушкин, перешел от шампанского к бордо (см. гл. 4, XLVI).
В XVIII и начале XIX в. мужи зрелого возраста разбавляли вино водой. В плане антологическом Пушкин прославил этот способ в стилизованных стихотворениях 1833 и 1835 гг. («Юноша, скромно пируй…» и «Что же сухо в чаше дно…»), а в плане биографическом сам добавлял сельтерскую воду в шампанское, как Байрон добавлял ее в рейнвейн. Судя по замечанию Веллингтона (1821), на которое ссылается Сэмюэл Роджерс в своих «Воспоминаниях» (Samuel Rogers, «Recollections», 1856), Людовик XVIII смешивал шампанское с водой.
14 Отсталые провинциалы сочли Онегина чудаком. На деле же печать его эксцентричности (байронические приступы дурного настроения, метафизический культ Наполеона, французские клише, английское платье, дух «революционности» — производной скорее от «Вольтера», чем от «революции», — и тому подобное) характерна сама по себе для определенного круга, условностям которого Онегин подчиняется ничуть не меньше, чем презираемые им обыватели условностям своего более широкого слоя. За последнее время онегинская идеология была значительно идеализирована советскими идеалистами Это единственная причина, заставившая меня в данном примечании отклониться в сторону и рассматривать Онегина как «реальное» лицо.
имении (в Смоленской губернии). (Не исключено, что Якушкин рассказывал об этом Пушкину в 1821 г.) Якушкин пишет в своих воспоминаниях (1853–1855, в кн.: Избранные социально-политические и философские произведения декабристов. Под ред. И. Щипанова. Л., 1951, т. 1, с. 115–117), что соседи сочли его «чудаком» и именно это слово употребляет Пушкин для характеристики Онегина. (См. также коммент. к гл. 10, XVI.)
VI
5 — третий основной герой романа. В этих строфах восемнадцатилетний Ленский завязывает с двадцати шестилетним Онегиным более тесную дружбу, чем двадцатилетний Пушкин в первой главе; но с другой стороны, наивный и восторженный юноша, успешно заменяющий Пушкина среди привязанностей Онегина, отличается от последнего сильнее, чем Пушкин, который по меньшей мере был столь же опытен и разочарован в жизни. Ленский и Пушкин понимают поэзию лучше Онегина, но Пушкин восемнадцати лет (в 1817 г.) был несоизмеримо лучшим поэтом, чем Ленский сейчас («1820» г.), хотя оба они разделяли модное влияние французской элегии, офранцуженного «Оссиана» и переложений немецких поэтов, вышедших из-под пера Жуковского и мадам де Сталь. Онегин станет испытывать к Ленскому покровительственное чувство, в котором снисходительность сменяется подшучиванием; с Пушкиным же, несмотря на разницу в возрасте, Онегин на равных; и если Онегин обучает Пушкина байроновской меланхолии, то Пушкин может преподать ему пару дополнительных уроков, касающихся женщин, — того, чего не прочтешь у Овидия.
Фамилия Ленский (производная от названия реки в восточной Сибири) уже встречалась раньше. В первом издании эпической поэмы «Россиада» Михаила Хераскова (1733–1807), чудовищно занудном нагромождении псевдоклассических банальностей (но почитавшейся бессмертной среди современников), одним из советников царя Ивана выступает негодяй по фамилии Ленский. В одноактной комедии «Притворная неверность», переделанной Грибоедовым и Андреем Жандром (1789–1873) из «Les Fausses infidélités» (1768) Николя Тома Барта, впервые поставленной 11 февраля 1818 г., среди русских имен, заменивших французские, мелькает и имя некоего Ленского (этот веселый молодой человек и его приятель разыграли одного старого фата с помощью своих возлюбленных, притворившихся влюбленными в старика).
6 …геттингенской… — Геттингенский университет (в одноименном городе княжества Ганновер в северо-западной Германии) с улыбкой вспоминается в письме поэта Батюшкова Александру Тургеневу (выпускнику Геттингенского университета) от 10 сентября 1818 г. из Москвы в Петербург:
«Сверчок[350] что делает? Кончил ли свою поэму [ „Руслан и Людмила“]? Не худо бы его запереть в Геттинген и кормить года три молочным супом и логикою. <…> Как ни велик талант Сверчка, он его промотает, если… Но да спасут его музы и молитвы наши!»{42}
Александр Тургенев (1784–1845) содействовал зачислению Пушкина в Лицей в 1811 г., и он же сопровождал гроб с телом поэта из Петербурга в Святые Горы (Псковской губернии) в феврале 1837 г.
Любопытно отметить, что вымышленный Владимир Ленский — это второй геттингенский студент среди приятелей Онегина; первым был Каверин (гл. 1, XVI, 6, см. коммент.), который, согласно исторической правде, закончил учебу в семнадцать лет, то есть в возрасте Ленского.
Тынянов (см. коммент. к гл. 2, VIII, 9—14, варианты) видел в Ленском второй главы портрет Кюхельбекера, ездившего в 1820 г. в Германию. Я категорически против поисков прототипов, поскольку они затемняют истинные, всегда атипические приемы гения.
«прямо», относящееся к «геттингенской», — слабая увертка. В обоих отдельных изданиях второй главы (1826, 1830) дано: «душой филистер геттингенский» вместо окончательного «с душою прямо геттингенской». Булгарин в рецензии на вторую главу, напечатанной в «Северной пчеле» (1826, СХХХII), отметил, что «Philister» — это студенческое жаргонное обозначение горожанина, человека для университета постороннего, в противоположность студенту, тогда как Пушкин (который, между прочим, повторяет ту же ошибку в письме от 7 мая 1826 г. к Алексею Вульфу, дерптскому студенту) имел в виду слово «Bursch»[351] или «Schwärmer»[352], обозначающие студентов. Если бы Пушкин был готов принять совет критика, он мог бы просто переделать строчку на «душою швермер геттингенский», но тогда он не вынес бы торжества Булгарина. Прискорбно, что наш поэт по крайней мере не вернулся к черновику (2369, л. 25 об.) и к первой беловой рукописи: «…школьник геттингенской» (здесь устаревшая форма окончания именительного падежа мужского рода, совпадающая с окончанием творительного падежа женского рода){43}.
7 …полном… — Прилагательное «полный» часто используется поэтами, чтобы заполнить место в середине стиха (как здесь) или чтобы стих закончить. Предикат женского рода «полна» — удобная рифма, а предикат мужского рода рифмуется лишь с «волн» и «челн». <…>
—9 Поклонник Канта… Германии туманной… — Кроме переводов и адаптаций немецких авторов, выполненных Жуковским и другими, книга мадам де Сталь «О Германии» (весьма посредственное сочинение, написанное ею в сотрудничестве с добросовестным, но talentlos[353] Августом Вильгельмом Шлегелем в 1810 г.) была для Пушкина почти единственным источником сведений о немецкой литературе (см. гл. 1, VI, вар. 9—10). Такие формулировки из этой книги (OEuvres, 1820–1821, vol. 10), как «Les Allemands… se plaisent dans les ténèbres» (ч. II, гл. 1), «[ils] peignent les sentiments comme les idées, à travers des nuages» (ч. II, гл. 2), «[et ne font] que rêver la gloire et la liberté» [354] (там же; ср. в ЕО, вольнолюбивые мечты), так же как и sentiments exaltés[355](ср. гл. 2, IX, 12: которые де Сталь приписывает поэзии Виланда (ч. II, гл. 4), или enthousiasme vague[356]ее Клопштока (ч. II, гл. 5), определяют качества, из которых мироощущение Ленского формируется его создателем. Впрочем, как будет видно из дальнейшего изложения, поэзия и лексикон самого Ленского оказываются в долгу перед третьестепенной французской поэзией в не меньшей степени, чем перед французскими или русскими переложениями Шиллера.
Все, что Ленский почерпнул у Канта, можно проследить по той же книге «О Германии» (OEuvres, vol. 11): «[Kant] assigne [au sentiment] le premier rang de la nature humaine… le sentiment du juste et de l'injuste est, selon lui, la loi primitive du cœur, comme l'espace et le temps celle de l'intelligence»[357]
И далее: «.. [De l']application du sentiment de l'infini aux beaux-arts, doit naître l' idéal, c'est-à-dire le beau, considéré… comme l'image réalisée de ce que notre âme se représente»[358]. Существительное «идеал» станет последним словом последнего стихотворения, на котором в последний раз задремлет бедный поэт перед поединком в шестой главе. Довольно любопытно, что это же слово окажется ключевым в последней строфе последней главы ЕО.
11 Вольнолюбивые… — Пушкин, уже использовавший этот составной эпитет раньше («Чаадаеву», 1821, стих 82), отмечал в письме к Николаю Гречу (от 21 сентября 1821 г., Кишинев), что слово это удачно передает смысл французского libéral. Рифма «плоды — мечты» — бедная.
13 Восторженная… — <…> Ср.: Руссо, «Юлия», Второе предисловие: «…une diction toujours dans les nues»[359].
14 И кудри черные до плеч. — В те времена носить волосы до плеч не считалось у юношей признаком женоподобия.
Варианты
2—3 Отвергнутый черновой вариант (2369, л. 25 об):
Представляется несомненным, что Пушкин изменил фамилию на «Ленской» (которая впоследствии стала писаться «Ленский»), дабы рифмовать ее с прилагательным «геттингенской» (так стих 6 заканчивается в черновике).
6 Отвергнутые черновые варианты (2369, л. 25 об.) таковы:
—12 Черновик (2369, л. 25 об):
В этом черновике Пушкин поиграл с «немного вольными мечтами» и «неосторожными мечтами».
В первой беловой рукописи слово «мятежник» благоразумно заменено на «красавец».
VII
Здесь Пушкин начинает разработку темы Ленского. Она подразумевает описание естества этого молодого заурядного поэта посредством того языка, который сам Ленский использует в своих элегиях (пример дается в шестой главе), — то размытого смещением несфокусированных слов, то наивно воспаряющего в псевдоклассической манере посредственных французских рифмачей. Даже самый точный перевод склоняется к тому, чтобы, привнеся некий смысл, улучшить неопределенную flou[360] замечательного пушкинского перевоплощения.
«Евгения Онегина», пункт 2) была первой строфой романа, которую напечатал Пушкин в конце декабря 1824 г. (в «Северных цветах» Дельвига на 1825 г.). Подозреваю, что причиной, заставившей нашего поэта выбрать эти отрывки (строфы VII–X) для предварительной печати, было стремление привлечь внимание друзей (в строфе VIII) к тому, что ни один из них не постарался разбить сосуд его клеветников (см. коммент. к гл. 4, XIX, 5).
Варианты
4 Отвергнутый черновой вариант (2369, л. 25 об.) гласит:
9—14 В первой беловой рукописи:
VIII
1, 5 <…>
—6 …друзья… оковы… — Тут слышится перекличка с историей Дамона и Пифия (последний получил три дня отсрочки для приведения в порядок своих дел перед казнью; первый же отдал в заклад свою жизнь до возвращения друга) в том виде, как ее изложил Шиллер в балладе «Порука» (1799), существовавшей в нескольких французских переложениях{44}.
9—14 Исключенные стихи (10–14) существуют в двух вариантах. Первая беловая рукопись (ПБ, 9):
Вторая беловая рукопись (из архива братьев Тургеневых):
Цензор мог уловить в стихах 10–14 обеих беловых рукописей политический подтекст; отсюда их изъятие. На самом деле, как показал Тынянов (1934), этот отрывок является тонкой аллюзией на очень шиллеровское стихотворение Кюхельбекера («Поэты», 1820) о мифологическом происхождении поэтов. Сперва человек был бессмертен и счастлив, но быстротечные иллюзии плотских наслаждений его совратили. В результате «он в наслажденьи вечно страждет, и в пресыщении грустит»{45}. Посему боги посылают в наш мир неких существ, исполненных божественной сущности, которых, после их воплощения, мы именуем поэтами. Языку стихотворения Кюхельбекера с такими выражениями, как «избранники», «бессмертное счастье», «род смертных» и т. п., явственно подражает Пушкин.
IX
1 <…>
—2 Неведомый Пушкину Китс начинает сонет («К Хейдону», сочиненный в 1816 г.) поразительно сходной интонацией:
Такие совпадения сбивают с толку и ставят в тупик искателей сходства, охотников за источниками, неутомимых исследователей текстовых подобий.
2 <…>
5—6 …на свете… Гете… — Эта чудовищная рифма (когда имя немецкого поэта в неряшливом русском произношении звучит почти как английское «gaiety») была, как ни странно, повторена Жуковским в посвященном Гете стихотворении, в котором четвертое четверостишие из шести таково:
Пушкин владел немецким еще хуже, чем английским, и имел весьма смутное представление о немецкой литературе. Его не затронуло ее влияние, и он не принимал ее тенденций. То немногое, что Пушкин прочел, относилось либо к французским переложениям (которые оживляли Шиллера, но душили Гете), либо к русским пересказам: так, тема «Теклы» Шиллера в переработке Жуковского по мастерству и гармонии намного превосходила оригинал; но тот же нежный Жуковский («Лесной царь», 1818) сделал из гетевского призрачного «Erlkönig» жалкую мешанину (так же поступит и Лермонтов в 1840 г. в «Горных вершинах», основанных на восхитительном «Auf allen Gipfeln»). С другой стороны, есть читатели, предпочитающие пушкинскую «Сцену из Фауста» (1825) всему «Фаусту» Гёте, в котором они ощущают странный налет банальности, ослабляющий мощную глубинную пульсацию этого произведения.
{46}) обладал, как мне кажется, большим талантом, чем Ленский, но у него была та же наивная потребность искать духовных вождей и учителей. Вместе с другими молодыми людьми он успел приблизиться к алтарям немецкой «романтической философии» (благовония которых вскоре парадоксальным образом смешались с благовониями других алтарей, а именно — славянофильства, учения, поразительного по своей занудности) и преклонялся перед Шеллингом и Кантом точно так же, как молодые люди следующего поколения станут преклоняться перед Гегелем, скатываясь далее к Фейербаху.
Хотя Пушкин все еще был не прочь поговорить «о Шиллере, о славе, о любви» со своими куда более туманно-возвышенными друзьями (см. строфу, посвященную Кюхельбекеру, в стихотворении 1825 г., написанном в ознаменование лицейской годовщины 19 октября) и безгранично восхищался Гете, которого ставил выше Вольтера и Байрона, рядом с Шекспиром (летурнеровским, конечно), он не выражал прямо свое мнение о le Cygne de Weimar[361]. В несколько нелепом стихотворении («К Пушкину», 1826) Веневитинов тщетно молит его посвятить Гете оду:
—10 И Муз возвышенных искусства / …он не постыдил… — Я не уверен, что здесь нет грубой инверсии, передающей следующее значение: «И он не постыдил искусства возвышенных муз».
13—14 Кажется, в этих стихах, создавая образ Ленского, Пушкин имел о нем более высокое мнение, чем в гл. 6, XXI–XX11I, где стихи Ленского, описанные и процитированные автором, едва ли могут быть названы «порывами [фр. élans] девственной мечты»; они намеренно сочинены Пушкиным в соответствии с русскими подделками французских рифмованных банальностей того времени.
Варианты
IXa, b, с, d Интересный вариант последовательности четырех строф, которые должны были следовать за IX, зачеркнут в первой беловой рукописи (а, b, с) и представлен (d) в черновике (2369, л. 31 об.):
IХа, 5–7 «Поклонник…» и т. д., «не славил» и т. д., «дыша» и т. д.
IХа, 8—10; IX, 12–14; XIVa, 8—14 и XVIIb, 9—I2 На левых полях черновика вдоль этих стихов (2369, л. 26 об., 27 об., 28, 30 об.) Пушкин сделал несколько зарисовок профиля Марии Раевской: короткий нос, тяжеловатый подбородок и вьющиеся пряди темных волос, выбивающиеся из-под изящного чепца. Время — конец октября или начало ноября 1823 г.; место — Одесса. Ей еще нет и семнадцати. Слишком холодно, чтобы бегать от волн прибоя. Рядом с ее изображением — профиль красавицы Амалии Ризнич в черновике строфы XVIIb, 9—12 (2369, л. 30 об.). (Фотографии этих четырех автографов опубликованы А. Эфросом в его полезной, хотя, к несчастью, совершенно ненаучной книге «Рисунки Пушкина», с. 145, 149, 153, 157.){47}
IXb
IХс
IХс, 9—10 Вы рождены для славы женской /Для вас ничтожен суд Молвы… — Мысль, высказанная здесь несколько туманно, состоит в противопоставлении популярности и доброго имени: ваша слава зависит от читательниц, в остальном же репутация ничего для вас не значит.
IXd, 13–14 — В черновике этой строфы (2369, л. 27) Пушкин сделал примечание к последним двум стихам:
«[La mère] en prescrira la lecture à sa fille. Piron[362]. Стих сей вошел в пословицу. Заметить, что Пирон (кроме своей Метром[ании]) хорош только в таких стихах, о которых невозможно и намекнуть, не оскорбляя благопристойности».
В «Метромании» Алексиса Пирона (1689–1773), комедии, впервые поставленной Дами в 1733 г., молодой поэт, восторженно преданный искусству, объясняет своему недоверчивому дядюшке, что он покорит Париж одними лишь своими сочинениями (акт III, сцена 7):
У И. Дмитриева есть двустишие, сходное с IXc, 13–14, среди его «Подписей к портретам», а именно — в стихах, адресованных Михаилу Муравьеву, наставнику великих князей Константина и Николая (около 1800 г.){48}:
В пушкинских стихах 13–14 слышатся не слишком добрые чувства к тем, кто три года назад критиковал поэму «Руслан и Людмила» с точки зрения ее нравственности: словцо «конечно», относимое к абсолютно невинной поэзии Ленского, недвусмысленно подчеркивает, что в данном случае стихи этого поэта вполне годятся для юных девиц, в отличие от неподобающих сочинений автора.
«Руслана и Людмилы» заявлял (по-французски), что матери, вне всякого сомнения, должны запретить своим дочерям читать поэму. А восемь лет спустя в конце остроумного предисловия (датированного 12 февраля 1828 г.) ко второму изданию «Руслана» Пушкин так отреагировал на замечание Дмитриева: «…увенчанный, первоклассный отечественный писатель приветствовал сей первый опыт молодого поэта следующим стихом:
Пироновская цитата была до смерти замучена уже к 1824 г., когда Языков, в очередной раз явивший миру дурной вкус, использовал эту избитую строчку в виде эпиграфа к собранию своих стихотворений.
Людовик Лалан в «Литературных достопримечательностях» (Ludovic Laianne, «Curiosités littéraires», Paris, 1845, p. 279) говорит:
«Nous ne pouvons dire l'espèce d'agacement que nous éprouvons à la lecture… du vers suivant, que Ton a modifié si souvent en le prenant pour épigraphe, qu'il est assez difficile de retrouver sa forme primitive:
»[364]
IXd
Томашевский (Акад. 1937, с. 282) располагает IXd иначе — непосредственно перед строфой XVIII. Я же использую последнее исправленное издание под его редакцией (ПСС, 1957, с. 517).
IXd 9—12 Рифма «пустынной — безвинной» повторяет рифму в начале стихотворения, цитированного в связи с гл. 2, IV, вар. 5.
[341] «В 1799. группа аристократов ждала русских в Гренобле, они восклицали „О деревня, когда же тебя я увижу!..“» (лат.)
[342] Уголок мира (лат.)
[343] Уединенное место, уголок
[344] Маленький уголок земли (фр.)
[345]
I
В глубине деревенской долины,
Меж двух полевых косогоров,
Со всех сторон окруженных водой,
С одной стороны раскинулись луга,
С другой — искусно насаженная роща,
Прорезанная двадцатью аллеями…
II
Там — то любезное моему сердцу уединение,
Я вкушаю невинное наслаждение,
Чуждый всякого беспокойства…
VIII
Здесь к моему создателю
Все вызывает во мне любовь…
(фр.)
(фр.)
[347] Непроницаемые своды, густые сады, большая тень листвы, плотная зелень, пристанища, приют, дриады (фр.)
[348] В лабиринтах (фр.)
[349] «Как некогда в Виндзоре блуждал Поуп» (фр.)
[350] Сверчок — прозвище беспутного девятнадцатилетнего Пушкина, члена основанного в 1815 г. литературного кружка «Арзамас», где на обед подавали «арзамасского гуся».
[351] Бурш, студент (член студенческой корпорации в Германии, нем.)
[352] Букв: мечтатель, энтузиаст, фанатик (нем.)
[353] Бездарным
[354] «Немцы хорошо себя чувствуют в потемках», «[они] живописуют чувства, а также и идеи, — сквозь тучи», «[и лишь] мечтают о славе и свободе» (фр.)
[355] Возвышенные чувства (фр.)
[356] Неопределейный восторг (фр.)
[357] «[Кант] отдает [чувству] первое место в человеческой природе… чувство правды и несправедливости, по его мнению, естественный закон сердца, а пространства и времени — закон разума» (фр.)
«…[Из] приложения чувства бесконечного к изящным искусствам должен возникнуть идеал, иными словами — красота, понимаемая как осуществленный образ того, что представляется нашей душе» (фр.)
[359] «…речь всегда восторженная» (фр.)
[360] Туманность (фр.)
[361] Веймарский лебедь (фр.)
«[Мать] предпишет своей дочери читать их. Пирон» (фр.)
[363] Я хочу, чтобы там добродетель блистала больше ума. / Это мать велит читать своей дочери; / А у меня, благодаря вашим заботам, сердце как раз таково, / Что мне легко настраивать лиру на этот тон (фр.)
[364] «Мы не можем выразить раздражения, испытываемого при чтении… следующего стиха, который столь часто переиначивали, используя в качестве эпиграфа, что довольно трудно определить его исходную форму.
(фр.)
{40} Стремление Набокова восполнить первый стих элегии (само по себе не относящееся к Комментарию романа) не имеет оснований в сохранившихся ее автографах, которые Набокову были недоступны. Поскольку стихотворение не было напечатано при жизни Пушкина, то его позднейшие публикаторы по-своему решали ту же задачу: В. А. Жуковский в 1837 г. дал название «Отрывок» и произвольно изменил первый стих: «Опять на родине! Я посетил…»; П. В. Анненков в 1855-м слова «Опять на родине» вынес в заголовок, восстановив первый стих.
{41} Пушкин мог иметь в виду еще один календарь, издававшийся ежегодно с 1765 г., с 1802 г. именовавшийся «Месяцослов». В 1808 г. именовался «Месяцослов с росписью чиновных особ, или Общий штат Российской империи на лето 1808-е от Рождества Христова». Он содержал списки чинов государственных и местных учреждений, святцы, астрономические сведения и расписание отправления почты из Москвы и Петербурга. Именно на этот календарь указывает Ю. М. Лотман в своем комментарии к ЕО, вовсе не упоминая два названных Набоковым, тем самым отвергая его мнение. Онегин мог увидеть в доме любой из этих трех календарей, но значительно интереснее ответить на вопрос, которым задался Набоков, то есть относительно года его издания. Если старый «Брюсов календарь» еще как-то мог пригодиться в качестве хозяйственного руководства, то пользование устаревшими двумя другими календарями было бессмысленно. «Календарь осьмого года» мог увидеть разве что сам поэт в Михайловском доме своего покойного деда, поселившись в нем впервые в 1817 г. Хотя нам известно, что Осип Абрамович Ганнибал умер в октябре 1806 г., Пушкин считал годом его смерти 1807-й, «в своей деревне, от следствий невоздержанной жизни». Календари выпускались заранее осенью предшествующего года, так что последний дедовский реальный календарь мог оставаться в доме «седьмого года», а «осьмого» только в представлении поэта, полагавшего, что дед его скончался в 1807 г.
{42} Батюшков К. Н. Соч.: В 3 т. СПб., 1887. Т. 3. С. 533–534.
«школьник геттингенский» и «мечтатель геттингенский» Пушкин общается в Михайловском с дерптскими студентами Алексеем Вульфом и Николаем Языковым. От них он узнает, что в Дерпте филистером называют многоопытного, зрелого студента. До сих пор слово «филистляне» в Тартуском университете употребляется в том же смысле. Однако для Геттингена слово «филистер» означало только обывателя. Назвав юного Ленского филистером в значении «многоопытный», Пушкин иронизирует над принятием им и норм университетской жизни Геттингена, и поэтов из «Союза дубравы» («геттингенские барды» — И. Г. Фосс, Г. А. Бюргер, братья Ф. -Л. и X. Штольберги и др., а также их учитель Ф. -Г. Клопшток), чьи стихи, забывшись, и читает он Онегину. После упреков читателей и Булгарина Пушкин понимает, что локальное дерптское значение слова «филистер» ошибочно по отношению к Геттингену. Так появляется на свет окончательный вариант этого стиха. (Подробнее см.: Телетова Н. К. «Душой филистер геттингенский» // Пушкин: Исследования и материалы. Л., 1991. Т. 14. С. 205–213.)
{44} Сюжет, о котором идет речь, изложил римский ученый и писатель Гай Юлий Гигин (ум. ок. 10 г.), вольноотпущенник императора Августа, глава Палатинской библиотеки. Шиллер значительно усложнил исторический сюжет о двух друзьях — Дамоне и Пифии. Дамон — философ-пифагореец времен Дионисия Сиракузского. Имя его друга Шиллером не названо. Просьба тирана Дионисия принять его третьим в союз верных друзей по версии Гигина отвергнута, в изложении Шиллера — прямого отпора не встречает. Ведущий мотив Шиллера, на который и обращает внимание Набоков, — это мотив дружбы, торжествующей перед лицом смерти.
{45} Тынянов Ю. Н. Пушкин и Кюхельбекер // Лит. насл. 1934. Т. 16–18. С. 360–361.
себя до ранней смерти. В предисловии, датированном 1827 г., к первому собранию стихотворений Веневитинова писалось: «Нет сомнения, что причиною преждевременной его смерти были частые, сильные потрясения пылкой, деятельной души его. Они расстроили его внутренний организм, и, наконец, сильная нервическая горячка пресекла в 8 дней юную жизнь его…»
{47} Эфрос А. Рисунки поэта. М.; Л., «Academia», 1933.
{48} Дмитриев И. И. «Надписи к портретам». «К портрету» M. Н. Муравьева (1803) // Дмитриев И. И. Соч. М., 1986. С. 230.