Комментарии к "Евгению Онегину" Александра Пушкина
Глава пятая. Пункты XXX - XLV

XXX

  Сажаютъ прямо противъ Тани,
  И, утренней луны бледней
  И трепетней гонимой лани,
 4 Она темнеющихъ очей
  Не подымаетъ: пышетъ бурно
  Въ ней страстный жаръ; ей душно, дурно;
  Она приветствiй двухъ друзей
 8 Не слышитъ; слезы изъ очей
  Хотятъ ужъ капать; ужъ готова
  Бедняжка въ обморокъ упасть:
  Но воля и разсудка влясть
12 Превозмогли. Она два слова
  Сквозь зубы молвила тишкомъ
  И усидела за столомъ.

1–5 См. коммент. к XXIX, 13.

6 В отдельном издании глав Четвертой и Пятой напечатано «тайный» вместо снятого «страстный».

XXXI

  Траги-нервическихъ явленiй,
  Девичьихъ обмороковъ, слезъ
 
 4 Довольно ихъ онъ перенесъ.
  Чудакъ, попавъ на пиръ огромной,
  Ужъ былъ сердитъ. Но, девы томной
  Заметя трепетный порывъ,
 8 Съ досады взоры опустивъ,
  Надулся онъ, и негодуя
  Поклялся Ленскаго взбесить
  И ужъ порядкомъ отомстить.
12 Теперь, заране торжествуя,
  Онъ сталъ чертить въ душе своей
  Каррикатуры всехъ гостей.

XXXII

  Конечно не одинъ Евгенiй
  Смятенье Тани видеть могъ;
  Но целью взоровъ и сужденiй
 4 Въ то время жирный былъ пирогъ
  (Къ несчастiю, пересоленой);
  Да вотъ въ бутылке засмоленой,
  Между жаркимъ и блан-манже,
 8 Цимлянское несутъ уже;
 
  Подобныхъ талiи твоей,
  Зизи, кристалъ души моей,
12 Предметъ стиховъ моихъ невинныхъ,
  Любви приманчивый фiялъ,
  Ты, отъ кого я пьянъ бывалъ!

4 пирог. Пирог, с мясом или капустой, был одним из главных блюд старинного именинного обеда.

7 блан-манже (произносится как по-французски). Это желе из миндального молока (старинное французское и английское сладкое блюдо, не путать с нашим современным «бланманже») могло быть подкрашено с помощью искусственных красителей. Его появление (так же, как и появление русского шампанского) на праздничном столе у мадам Лариной подчеркивает как старосветский стиль ее домашнего обихода, так и относительную скудость ее средств.

В повести Пушкина «Барышня-крестьянка» (1830) слуги богатого помещика получают на десерт «блан-манже синее, красное и полосатое».

На больших обедах в Англии восемнадцатого века модно было выкладывать пейзажи из цветных бланманже.

8 Цимлянское. Шипучее игристое вино из станицы Цимлянской, казачьего поселения на Дону.

11 Зизи. Зизи Вульф, соименинница Татьяны.

Отношениям Пушкина с семьей Осиповых, его деревенских соседей, нелегко подыскать аналогию в анналах писательских любовных историй. За годы своей ссылки в Михайловском, Псковской губернии (с августа 1824 по сентябрь 1826 г.) и позже, нанося визиты Вульфам в их тверских имениях, он ухаживал за пятью или шестью членами этой семьи в Малинниках, которые принадлежали Николаю Вульфу, в Павловском, имении Павла Вульфа, и в Бернове, владении Ивана Вульфа.

Среди женщин, за которыми ухаживал в то время Пушкин, была сама хозяйка имения, Прасковья Осипова, урожденная Вындомская (1781–1859), владелица сел Тригорск, или Тригорский, или Тригорское, расположенного неподалеку от деревни, где жил Пушкин, в Псковской губернии, и Малинников, в Тверской губернии, около двадцати пяти миль от Старицы; она потеряла двух мужей — Николая Вульфа (ум. 1813) и Ивана Осипова (ум. 1822). Ее подпись (на русском французском), изменяясь с годами, выглядела так: «Prascovie de Windomsky, Prascovie Woulff и Prascovie d'Ossipoff».

Неясно, завел ли Пушкин с ней интригу, но, по всей видимости, нет никаких сомнений в том, что она была влюблена в него.

Среди этих женщин была Зина или Зизи, иначе Ефросин или Ефраси, имя, переиначенное на французский манер, Евпраксия или Ефраксия — Зизи Вульф (1809–83), самая младшая дочь г-жи Осиповой. Пушкин сочинял ей стишки на случай и из Михайловского писал брату в С. -Петербург в конце октября 1824 г., что у него, Александра Пушкина, двадцатипятилетнего мужчины, и у Зизи, которой пятнадцать лет, талии одинаковы. Если судить по сохранившемуся силуэтному изображению Зизи, она в то время была довольно пухленькой и сравнение ее талии с узкой и длинной рюмкой было сделано явно в шутку (глава Пятая, XXXII)[66]. Поэт был увлечен ею короткое время в 1829 г. Она вышла замуж за барона Вревского в 1831 г. Именины св. Евфраксии отмечаются в тот же день, что и св. Татьяны, — и тень Зизи появляется на именинном обеде у Лариных «12 янв. 1821 г.» по романному календарю, за два дня до романной смерти Ленского. Реальная Зина Вревская во время своего посещения С. -Петербурга обедала 26 янв. 1837 г. с Пушкиным и своей сестрой накануне его

Была и старшая сестра Зизи, Анна, Аннет Вульф (1799–1857), которая страстно и преданно обожала нашего поэта и которую наш поэт намеренно и цинично соблазнил в 1825 г. Мать увезла ее в начале февраля 1826 г., в самый разгар романа. Письма Аннет к Пушкину, написанные в 1826 г. из Малинников, производят душераздирающее впечатление.

Была еще и другая Анна, Нетти Вульф, дочь Ивана Вульфа, двоюродная сестра Аннет и Зизи. Позже, в письме к брату Аннет и Зизи — Алексею, — Пушкин назовет ее «нежной, томной, истерической».

Была также Алина, Александра Осипова, падчерица г-жи Осиповой, дочь ее второго мужа от прежнего брака (и любовница Алексея Вульфа, (1805–1881), буяна и повесы, автора дневника), впоследствии Беклешова. Страсть Пушкина к ней развивалась параллельно со всеми вышеперечисленными любовными историями, но особенно пышным цветом расцвела осенью 1828 г. и осенью 1829 г., во время посещений Пушкиным имения Вульфов.

И, наконец, была племянница г-жи Осиповой, Анна Керн (1800–1879), дочь Петра Полторацкого и сестры Николая Вульфа. Первый муж Анны, за которого она вышла еще совсем молоденькой девушкой, был генерал-майор, Ермолай Керн (1765–1841). Пушкин тщетно ухаживал за ней во время своих визитов в Тригорское летом 1825 г. Вскоре после этого она завела интригу со своим кузеном, Алексеем Вульфом, и только в феврале 1828 г., в Петербурге, она физически стала любовницей Пушкина.

11 кристал. Имеется в виду «хрустальный бокал».

XXXIII

  Освободясь отъ пробки влажной,
  Бутылка хлопнула; вино
  Шипитъ, и вотъ съ осанкой важной,
 4 Куплетомъ мучимый давно,
  Трике встаетъ; предъ нимъ собранье
  Хранитъ глубокое молчанье.
  Татьяна чуть жива; Трике,
 8 Къ ней обратясь съ листкомъ въ руке,
  Запелъ, фальшивя. Плески, клики
  Его приветствуютъ. Она
  Певцу присесть принуждена;
12 Поэтъ же скромный, хоть великiй,
 
  И ей куплетъ передаетъ.

XXXIV

  Пошли приветы, поздравленья;
  Татьяна всехъ благодаритъ.
  Когда же дело до Евгенья
 4 Дошло; то девы томный видъ,
  Ея смущенiе, усталость
  Въ его души родили жалость:
  Онъ, молча, поклонился ей,
 8 Но какъ-то взоръ его очей
  Былъ чудно неженъ. Отъ того ли,
  Что онъ и вправду тронутъ былъ,
  Иль онъ, кокетствуя, шалилъ,
12 Невольно ль! иль изъ доброй воли;
  Но взоръ сей нежность изъявилъ:
  Онъ сердце Тани оживилъ.

XXXV

  Гремятъ отдвинутые стулья;
  Толпа въ гостиную валитъ:
  Такъ пчелъ изъ лакомаго улья
 4 На ниву шумный рой летитъ.
 
  Соседъ сопитъ передъ соседомъ;
  Подсели дамы къ комельку:
 8 Девицы шепчутъ въ уголку;
  Столы зеленые раскрыты:
  Зовутъ задорныхъ игроковъ
  Бостонъ и ломберъ стариковъ,
12 И вистъ, доныне знаменитый,
  Однообразная семья,
  Все жадной скуки сыновья.

3 лакомого улья [род. пад.] «Лакомый кусок». Прилагательное «лакомый» означает «изящный», «изысканный», «приятный на вкус», «аппетитный», «имеющий вкус».

6 Сосед… перед соседом. Слово «сосед» употреблено здесь и в других местах в смысле «деревенский сосед», помещик той же местности.

7 Подсели. Глагол «подсесть» в том смысле, как он употребляется здесь, означает «приблизиться к определенному месту и сесть там». См. главу Седьмую, XLIX, 11, «К ней… подсел».

11 ломбер. Карточная игра испанского происхождения, популярная в Европе в семнадцатом и восемнадцатом веках. Она часто упоминается в сатирических стихах. См.: поэму в трех песнях Василия Майкова «Игрок ломбера».

XXXVI

  Ужъ восемь робертовъ сыграли
  Герои виста: восемь разъ
 
 4 И чай несутъ. Люблю я часъ
  Определять обедомъ, чаемъ
  И ужиномъ. Мы время знаемъ
  Въ деревне безъ большихъ суетъ:
 8 Желудокъ — верный нашъ Брегетъ;
  И, кстати, я замечу въ скобкахъ,
  Что речь веду въ моихъ строфахъ
  Я столь же часто о пирахъ,
12 О разныхъ кушаньяхъ и пробкахъ,
  Какъ ты, божественный Омиръ,
  Ты, тридцати вековъ кумиръ!

1 робертов [род. пад. мн. ч. от «роберт»]. Происхождение этого английского слова неясно; употребляемое в связи с другими играми и видами спорта, оно восходит к шестнадцатому веку. В пушкинскую эпоху французы говорили «robre», a немцы «Robber». Таинственное «т» — которое заставляет предположить неправильное образование русского слова «роберт», употреблявшегося в восемнадцатом столетии — в действительности появилось, я думаю, в результате искажения слова «rubber», допущенного в голландском языке: «een robbertje whisten» <«роббер виста»>.

8 Брегет. См. коммент. к главе Первой, XV, 13.

13 Омир. Имя Гомера, согласно старинной русской поэтической норме. В других местах наш поэт употребляет правильное русское написание — «Гомер». Раньше (1818–20) он пользовался полностью офранцуженной формой имени, которое писал как «Омер». См.: «Руслан и Людмила», песнь IV, строки 147–53:

Я не Омер: в стихах высоких
Он может воспевать один
Обеды греческих дружин
Милее, по следам Парни,
Мне славить лирою небрежной
И наготу в ночной тени,
И поцелуй любови нежной.

«Божественный» — также галлицизм, а упоминание о гомеровских пирах давно стало общим местом в литературе. Ср.: Байрон, «Дон Жуан», XV, LXII, 3–6:

Поспорят ли с Гомером музы наши,
Описывая пышные пиры.
<Пер. Т. Гнедич>.

И Вольтер, «Орлеанская девственница», песнь X:

…tous ces auteurs divins
…ce bavard Homère
..............................
Ne manquent point…
L'occasion de parler d'un repas.
<…великие поэты,
…и болтун Гомер,
..............................
Не упускают…
случай про банкеты поговорить.
>.

XXXVII, XXXVIII

Две следующие очаровательные строфы появились только в отдельном издании Четвертой и Пятой глав в 1828 г. Из-за содержавшегося в одной из них легкого (и в действительности необоснованного) намека на Истомину (см. коммент. к главе Первой, XX, 5–14) Пушкин, в 1833 г. уже женатый человек, опустил эту строфу и ее продолжение в полных изданиях.

XXXVII

В пирах готов я непослушно
С твоим бороться божеством;
Но, признаюсь великодушно,
Ты победил меня в другом:
Твои свирепые герои,
Твои неправильные бои,
Твоя Киприда, твой Зевес
Большой имеют перевес
Перед Онегиным холодным,
Пред сонной скукою полей,
Перед И<стоминой> моей,
Пред нашим воспитаньем модным;
Но Таня (присягну) милей
Елены пакостной твоей.

В черновой рукописи (2370, л. 39, 38 об.) дан следующий вариант строк 10–12:

Пред бригадирш<ею> моей
<северных> полей
Пред нашим воспитан<ь>ем модным…

бригадирш<ею>. Г-жа Ларина, вдова «бригадира» (см. главу Вторую, XXXVI, 13). Слово (здесь вполне добродушное) имеет легкий оттенок оскорбительного смысла, идущий со времен комедии Фонвизина «Бригадир» (написанной в 1766 г., опубл. в 1786 г.), в которой жена бригадира Акулина являет собой скаредную, до смешного невежественную особу, бессердечную по отношению к крепостным и готовую ради денег «вытерпеть горячку с пятнами» (как выражается ее сын).

XXXVIII

Никто и спорить тут не станет,
Хоть за Елену Менелай
Сто лет еще не перестанет
Казнить Фригийский бедный край,
Хоть вкруг почтенного Приама
Собранье стариков Пергама,
Ее завидя, вновь решит:
Прав Менелай и прав Парид.
Что ж до сражений, то немного
Я попрошу вас подождать:
Извольте далее читать;
Начала не судите строго;
Сраженье будет. Не солгу,
Честное слово дать могу.

XXXIX

  Но чай несутъ: девицы чинно
 
  Вдругъ изъ-за двери въ зале длинной
 4 Фаготъ и флейта раздались.
  Обрадованъ музыки громомъ,
  Оставя чашку чаю съ ромомъ,
  Парисъ окружныхъ городковъ,
 8 Подходитъ къ Ольге Петушковъ,
  Къ Татьяне Ленскiй, Харликову,
  Невесту переспелыхъ летъ,
  Беретъ Тамбовскiй мой поэтъ,
12 Умчалъ Буяновъ Пустякову,
  И въ залу высыпали все,
  И балъ блеститъ во всей красе.

3 в зале; 13 в залу. Я не знаю, отметил ли кто-нибудь ту курьезную сложность, о которой связаны поиски равноценных терминов для обозначения частей дома в различных языках. Русское слово «зал» происходит от немецкого «Saal» и французского «salle» и имеет уникальное свойство употребляться во всех трех родах (зал, зала, зало). Оно означает «зал для приема гостей» или «зал для собраний» и отличается от «салона, гостиной», поскольку больше по размерам или, как в данном случае, «длиннее», с меблировкой (позолоченные стулья, напольные часы, консоли и т. д.), расположенной вдоль стен и с достаточным пространством паркетного пола, свободного для танцев. Это нечто среднее между музыкальной гостиной и настоящим танцевальным залом. Слово «зал» употребляется также в смысле «театральный или концертный зал».

7 Парис окружных городков. Вместо «Париса» (сына Приама, избранника Афродиты, возлюбленного Елены) в отвергнутой беловой рукописи стояло «Дюпор», т. е. имелся в виду Луи Дюпор (1781–1853), первоклассный французский танцовщик, который (как с неодобрением сообщает французская «Большая энциклопедия», т. XV) «оставил Оперу, тайком в 1808 г. покинул Париж, разорвав все свои ангажементы, чтобы отправиться в Санкт-Петербург», где он с успехом танцевал до 1812 г. Пушкин заменил «Дюпора» на «Ловласа», пока не остановился на «Парисе», — имя, которое в переводе звучит двусмысленно (чего нет в русском языке, так как столица Франции по-русски звучит как «Париж»).

12 Пустякову. Русское употребление этой фамилии без обозначения титула не позволяет определить, кто имеется в виду — «барышня» или «госпожа». По логике вещей, это должна быть «барышня», но в XXVI, 1–2, где появляется супружеская пара Пустяковых, ни о какой дочери не упоминается; в таком случае возникает ситуация, удовлетворяющая всем требованиям комедийного жанра, когда беспутный гуляка Буянов умчал дородную супругу г-на Пустяка.

*

–XLV, утеряны.

XL

  Въ начале моего романа
  (Смотрите первую тетрадь)
  Хотелось въ роде мне Альбана
 4 Балъ Петербургскiй описать;
  Но, развлеченъ пустымъ мечтаньемъ,
  Я занялся воспоминаньемъ
  О ножкахъ мне знакомыхъ дамъ.
 8 По вашимъ узенькимъ следамъ,
  О ножки, полно заблуждаться!
  Съ изменой юности моей
  Пора мне сделаться умней,
12 Въ делахъ и въ слоге поправляться,
  И эту пятую тетрадь
  Отъ отступленiй очищать.

3 Альбана. Альбан, офранцуженная форма Альбано или Альбани. Этот Франческо Альбани, второстепенный итальянский живописец (1578–1660), пользовался исключительной популярностью в восемнадцатом веке. Пресыщенный и несмелый, он специализировался на изображении банальных мифологических сцен в псевдоклассической манере, столь высоко ценившейся в век Разума, и, — поскольку он никогда не писал картины балов или каких-либо иных современных ему собраний, — объяснить ссылку на него можно или тем, что Пушкину внезапно вспомнилась одна из картин Альбани «Туалет Венеры», которая могла прийти на память и в главе Первой, XXV, 12 (см. коммент.), или тем, что он наугад выбрал имя человека, считавшегося тогда знаменитым художником. Верные традициям рококо, французские писатели восемнадцатого столетия ставили Альбана рядом с Рафаэлем (предмет обожания в веке девятнадцатом) и даже называли его «Анакреоном живописи». Его картина «Феб, правящий своей колесницей» все еще висит, в виде грубых эстампов, в гостиных пансионов Центральной Европы.

Досадный случай с Альбани представляет собой один из наиболее поразительных примеров угасания славы; он практически не упоминается в наши дни; но в европейской литературе восемнадцатого и начала девятнадцатого века на него ссылаются бесчисленное количество раз. Упомяну лишь некоторые из таких ссылок:

Жанти <«Славный»> Бернар (1710–75), «Искусство любви», песнь I, строки 57–58:

Dans mes tableaux, Albane plus fidèle,
…»
<Ha моих полотнах, точной копии Альбана,
Изобразим Амура, как рисуют красавицу…>

и строки 199–202, 205–06, 244:

Ce sont les yeux des Amours triomphants;
Albane eût peint ces folâtres enfants:
L'un, pour servir une flamme secrète,
Contre un jaloux dirige une lunette;
................................................
Tel à sa voix joint un clavier sonore;
Tel autre esquisse un objet qu'il adore.
................................................
Et dans nos bals, vrais temples de l'Amour…
<Это глаза торжествующего Амура;
Альбан мог бы написать этих игривых детей:
Один, чтобы подогревать тайный жар,
................................................
Вглядывается сквозь зрительную трубу в ревнивца;
Так с его голосом сливается звук музыки,
Так другой набрасывает эскиз предмета своего обожания.
И на наших балах, истинных храмов Любви…>.

Лагарп (1799) в книге «Лицей, или Курс литературы» (учебник, прекрасно известный Пушкину), гл. VIII, 189 (изд. 1825), цитирует отрывок из «Генриады» Вольтера (1728), песнь IX:

Les folâtres Plaisirs, dans le sein du repos,
Les Amours enfantins désarmaient ce héros:
L'un tenait sa cuirasse encor de sang trempée;
L'autre avait détaché sa redoutable épée,
Et riait en tenant dans ses débiles mains
Ce fer, l'appui du trône, et l'effroi des humaines…
<Игривые забавы на лоне досуга,
Ребячливые амуры разоружили этого героя:
Один снял с него панцырь, еще омоченный кровью;
Другой — грозный меч,
И смеялся, держа в своих немощных ручонках
Это железо, опору трона и ужас смертных…>

«Cette touche est de l'Albane…» <«Это написано кистью Альбана…»>.

Тот же Лагарп в той же книге (изд. 1825), XIII, 560, говоря о «Женитьбе Фигаро» Бомарше, замечает: «Этот очаровательный паж [Керубино] между двумя этими очаровательными женщинами, занятыми тем, чтобы раздеть и снова одеть его — это картина Альбана» (ср.: «ЕО», глава Первая, XXIII, 4 — «одет, раздет и вновь одет»).

Лебрен, «Оды» кн. V, XII:

D'azur il peint une cabane,
Et son art, au pinceau d'Albane,
ête d'infidèles vernis.
<Лазурью пишет он хижину,
И его искусство, в манере Альбана
Исполнено наружного блеска.>.

Антуан Лемьер (1723–93), «Живопись» (1769), песнь III:

ôtés assiège
L'atelier de l'Albane et celui de Corrége…
<Толпа амуров, осаждающих все углы
Мастерской Альбана и Корреджо…>.

Хэзлитт в эссе «О вкусе» в своем «Круглом столе» (1817) замечает: «Вкус присутствует в колорите Тициана… Краски плоти у Рубенса напоминают цветы; у Альбано — слоновую кость…».

«Дон Жуане», XIII, LXXI, 5, пишет: «Танцующие мальчики Альбана [купидоны]…» <пер. Т. Гнедич>.

Казимир Делавинь в «Мессинских элегиях», II («Мессинские элегии и различные поэтические произведения», 1823) восклицает:

Adieu, Corrége, Albane, immortel Phidias;
Adieu, les arts et le génie!
<Прощайте, Корреджо, Альбан, бессмертный Фидий,
>

Ж. А. Амар в «Предуведомлении» к изд. 1820 г. «Сочинений» Жана Батиста Руссо, автора скучных од и чопорных кантат, характеризует его произведения как выполненные кистью Альбана или Корреджо.

Сам Пушкин, в свои овеянные духом французской культуры юные годы, несколько раз упоминал Альбана. В «Монахе» (1813), песнь III, есть следующие строки:

Я кисти б взял бестрепетной рукою
И, выпив вмиг шампанского стакан,
Как Цициан иль пламенный Албан.
Представил бы все прелести Натальи…

В третьем четверостишии написанного четырехстопным размером стихотворения «К живописцу» (посвященного его однокашнику-лицеисту Илличевсюму, 1815) юный Пушкин писал:

Вкруг тонкого Гебеи стана
Сокрытой прелестью Альбана
Мою царицу окружи [сестра другого лицейского товарища Пушкина — Екатерина Бакунина].

В стихотворении «Сон» (1816), одном из его самых первых произведений, обладающих подлинно художественной ценностью (см. коммент. к главе Четвертой, XXXV, 3–4), Пушкин восклицает:

Подайте мне Альбана кисти нежны,

XLI

  Однообразный и безумный,
  Какъ вихорь жизни молодой,
  Кружится вальса вихорь шумный;
 4 Чета мелькаетъ за четой.
 
  Онегинъ, втайне усмехаясь,
  Подходитъ къ Ольге. Быстро съ ней
 8 Вертится около гостей,
  Потомъ на стулъ ее сажаетъ,
 
  Спустя минуты две, потомъ
12 Вновь съ нею вальсъ онъ продолжаетъ;
  Все въ изумленьи. Ленскiй самъ
  Не веритъ собственнымъ глазамъ.

–3 безумный... вальса вихорь. В «Оправдании» (1824), стихотворении из сорока строк, написанном четырехстопным размером, Баратынский, в присущей ему неуклюжей, но красноречивой манере, изобразил «безумный вальс», в котором у него кружатся разные нимфы:

Касаяся душистых их кудрей
Их стройный стан…

См. также отвратительное изображение у Сент-Бёва в книге «Жизнь, поэзия и мысли Жозефа Делорма» (1829) в коммент. к главе Первой, XXXVIII, 3–4.

11–12 Спустя минуты две, потом / Вновь с нею вальс он продолжает. Я «Несколькими минутами позже он продолжает вальсировать с ней», — вот что хотел сказать наш поэт.

14 собственным глазам. Общераспространенный галлицизм («ses propres yeux») вместо правильного «своим глазам».

XLII

 
  Когда гремелъ мазурки громъ,
  Въ огромномъ зале все дрожало,
 4 Паркетъ трещалъ подъ каблукомъ,
  Тряслися, дребезжали рамы;
 
  Скользимъ по лаковымъ доскамъ.
 8 Но въ городахъ, по деревнямъ,
  Еще мазурка сохранила
  Первоначальныя красы:
 
12 Все те же; ихъ не изменила
  Лихая мода, нашъ тиранъ,
  Недугъ новейшихъ Россiянъ.

8 в городах. Я — следовало бы написать «в городках».

XLIII

Строки 1–4 содержатся в беловой рукописи. Строки 5–14 были опубликованы в 1828 г. Вся строфа была опущена в изд. 1833 и 1837 гг.

  Как гонит бич в песку манежном
  По корде резвых кобылиц
  Мужчины в округе мятежном
 4 
  Подковы, шпоры Петушкова,
  (Канцеляриста отставного)
  Стучат; Буянова каблук
 8 Так и ломает пол вокруг
  — по порядку
  Чем дальше в лес, тем больше дров —
  Теперь пошло на молодцов —
12 Пустились — только не в присядку —
  Ах! легче, легче! каблуки
 

6 Канцеляриста. Вместо ожидаемого «кавалериста».

10 лес… дров. «Чем дальше в лес — тем больше дров», — говорит русская пословица, глупая, как все пословицы вообще, но в этой строке бьющая прямо в цель. Пушкин подчеркивает грубую вульгарность провинциальных балов.

XLIV

 
  Къ герою нашему подвелъ
  Татьяну съ Ольгою: проворный
 4 Онегинъ съ Ольгою пошелъ;
  Ведетъ ее, скользя небрежно,
 
  Какой-то пошлый мадригалъ,
 8 И руку жметъ — и запылалъ
  Въ ея лице самолюбивомъ
  Румянецъ ярче. Ленскiй мой
 
12 Въ негодованiи ревнивомъ
  Поэтъ конца мазурки ждетъ
  И въ котильонъ ее зоветъ.

1 См. XXVI, 9–11 и коммент. к ней.

3 Следует отметить, как удачно слово «проворно», завершающее строку 1 строфы XV, повторяется, словно эхо, здесь.

9–10 В небольшом, написанном в Кишиневе, стихотворении «Гречанке» (Калипсо Полихрони, которая, как говорили, была любовницей Байрона) Пушкин в 1822 г. употребил сходную интонацию:

Невольный трепет возникал
И ты, склонясь к его плечу…
Нет, нет, мой друг, мечты ревнивой
Питать я пламя не хочу.

XLV

  Но ей не льзя. Не льзя? Но что же?
 
  Онегину. О, Боже, Боже!
 4 Что слышитъ онъ? Она могла...
  Возможно ль? Чуть лишь изъ пеленокъ,
  Кокетка, ветренный ребенокъ!
 
 8 Ужъ изменять научена!
  Не въ силахъ Ленскiй снесть удара;
  Проказы женскiя кляня,
  Выходитъ, требуетъ коня
12 
  Две пули — больше ничего —
  Вдругъ разрешатъ судьбу его.

Любопытно выяснить, что делал настоящий Байрон в то время, когда образ, созданный Пушкиным, танцевал, мечтал, умирал:

12 янв. 1821 г. (ст. ст.) (24 янв. нов. ст.), когда Ленский на северо-западе России шел на свой последний бал, Байрон в Равенне (Италия) записал в дневнике: «…встретил несколько масок на Корсо… — они пляшут, поют и веселятся, „ибо завтра могут умереть“».

«Еще один день миновал… но „что лучше, жизнь или смерть, ведомо одним лишь богам“, как сказал Сократ своим судьям…».

А 14 янв. (26 янв. нов. ст.), в день, когда состоялась дуэль между Ленским и Онегиным, Байрон сделал краткую запись: «Ездил верхом — стрелял из пистолетов — и притом удачно».

Это, по-видимому, останется классическим примером того, как жизнь подыгрывает искусству.

11 требует коня. Я бы понял это как «требует своего коня», «приказывает вывести своего коня», если бы не более вероятное обстоятельство, что Ленский и Онегин приехали на званый вечер в онегинских санях, и сейчас Ленский должен одолжить жеребца из конюшни Лариных.

14

Как раз решат судьбу его.

Но, чтобы избежать слияния «как» со следующим словом «разрешат», («как раз»), Пушкин в списке ошибок, приложенном два месяца спустя к главе Шестой, изменил строку:

Вдруг разрешат судьбу его.

Примечания

«Путешествию Онегина».

Раздел сайта: