Роман В. Набокова "Приглашение на казнь" - критерии действительности
.. книги Н. отмечены чертами лит. снобизма, насыщены лит. реминисценциями. Стиль его отличается вычурностью.. В прозе Н. ощущается влияние Ф. Кафки и М. Пруста; таков роман "Приглашение на казнь".
Литературная энциклопедия.
Роман "Приглашение на казнь" часто называют самым необыкновенным, самым современным произведением Владимира Набокова. По выражению А. Млечко, это самый странный, самый удивительный, самый "сказочный и поэтический" из романов Набокова. Его смысловая значительность подчеркивается благодаря тому, что роман получает репутацию "самого кафкианского произведения писателя"
"Приглашение на казнь" сравнивался с выдающимися сказками Льюиса Кэрролла ( Марта Антоничева, И. Л. Галинская ).
Роман отличен от кафкианского почти на всех уровнях. Но так же, как в произведениях Ф. Кафки и Л. Кэрролла, на первый план здесь выдвигаются вопросы критериев действительности, могущие служить для различения мира действительного и мнимого.
Прежде всего, такие важные категории литературного произведения как пространство и время в "мнимом" мире представлены весьма приблизительно. Не случайно большинству исследователей "неясно, в каком времени и месте разворачивается действие". Так, город, в котором происходила часть действия, не назван ( понятно только, что он расположен недалеко от Притомска и в городе есть река - Стропь ( что ассоциативно связано с названиями рек Обь, Омь, Томь ). В романе время действия - середина июня - начало июля - Марфинька приносит Цинциннату васильки. Подтверждают это предположение слова одного из второстепенных персонажей о том, что "ближайший съезд состоится осенью, а к тому времени много чего утечет".
Нередко мир "Приглашения.." напоминает странный мир Л. Кэрролла. Для него характерны:
- несообразность места расположения персонажей с пространством,
- сравнение персонажей с куклами или животными,
- архаичность, "кустарность".
Марта Антоничева сравнивает и предлагает рассмотреть оба произведения ( "Алису" и "Приглашение.." ) вместе. Так, мир "Приглашения", по словам М. Антоничевой, - иллюзорный, ирреальный, фиктивный. В исследованиях он характеризуется как "странный, отчасти фантастический" ( Ходасевич, Рец.: "Современные записки", кн. 58 ), "пугающе-волшебное царство" ( Адамович, Рец.: "Современные записки", кн. 58 ), "мир, населенный "роботами", общее уравнение индивидуальностей по среднему образцу, отсутствие невзгод и радостей, усовершенствованный "муравейник" ( Адамович. Владимир Набоков (из книги "Одиночество и свобода") // В. В. Набоков: Pro et contra, стр. 258, цит. по М. Антоничева ).
По словам И. Л. Галинской, и "Приглашение на казнь" (1935 ) и роман Кафки "Процесс" (1925) можно назвать аллегорическими, ибо
а ) возраст, - Цинциннату Ц "ровно тридцать" лет и Йозефу К. столько же ( "... когда проживешь тридцать лет на свете..." )
б ) одежда, "черный халат" и туфли Цинцинната Ц. как будто соответствуют "черной паре" Йозефа К.,
в ) второстепенные персонажи - Пьер - "безбородый толстячок" и следователь - "маленький пыхтящий толстячок" в романе Кафки,
г ) ощущения героя. "Когда директор тюрьмы пришел к Цинциннату, чтобы сказать, что ему разрешено свидание с супругой, - пишет И. Л. Галинская, - "стены камеры начали выгибаться и вдавливаться, как отражения в поколебленной воде; директор зазыбился, койка превратилась в лодку". В романе Кафки Иозеф К. "ощущал что-то вроде морской болезни", "ему казалось, что он на корабле в сильнейшую качку".
"Приглашения.." обосновались в длинных коридорах и лазах ( что ассоциативно связано с ходами и норами животных ). Кроме того, сложение коридоров в романе напоминает лабиринт. Но в отличие от романа Франца Кафки коридоры "Приглашения" не складываются в полную картину "замка", - их изображения фрагментарны, как надпись на стекле двери - "анцелярия" ( фрагментарность - признак мнимого мира ). Кроме того, отличие в том, что в персонажах "Приглашения" почти ничего не наблюдается человеческого, поведение их безобразно и оскорбительно. Не случайно город их постепенно рассыпается на части. Они наделены способностью опустошить, разорить, разрушить ( см. наш перевод стихотворения Вл. Набокова "Вечер русской поэзии" ), но не способны к созиданию ( исключение - воздвигнутая крепость ). Представления их о действительности предельно ограничены, мыслимая ими "реальность" - "целая коллекция разных неток", т. е. нелепых предметов: "всякие такие безформенные, пестрые, в дырках, в пятнах, рябые, шишковатые штуки" ( Григорий Амелин, Валентина Мордерер ). И Цинцинната они "приговаривают" только потому, что им необходим живой собеседник, нужно поиграть, "потолковать", как они выражаются, с Цинциннатом. Именно это придает единственный смысл их существованию. Так, "советник и заступник" Цинцинната радуется тому, что он "разговорился". Не случайна и просьба директора: "- Книжку бы отложили, - заметил директор срывающимся голосом, - ведь у вас гость сидит". Создается впечатление, что и директор, и Пьер страстно желают вовлечь Цинцинната в некий хоровод, спектакль, обряд ( который предполагается завершить на красном помосте ). При этом отчужденность, отдаленность тюремщиков от Цинцинната подчеркивает то, что они наполовину оснащают свою речь иноязычными заимствованиями или "просторечными" якобы словами - как Родион, или директор:
- Превосходный сабайон!.. А теперь, pour la digestion, позвольте предложить Вам папиросу.. Все от радости. Ny faites pas attention.
Объединяет и заимствования и псевдо-просторечия то, что они непонятны, чужды герою в его положении. Но второстепенным персонажам не удается изъясняться, стройно выражать свои мысли на русском языке. Цинциннат находится, таким образом, в окружении пародий, "шутов", которые не владеют русским языком и речь которых представляет собой подчас безсмысленный набор заимствованных фраз.
Такие "просторечия" и "заимствования" выступают как посторонние собственному языку Цинцинната. Подобно писателю, он мог бы сказать: "Все, что есть у меня - мой язык". Как утверждает Е. В. Плотникова, герой "Приглашения" - по сути - носитель особого языка, который непостижим и подозрителен для всех остальных. Этот своебразный мотив проявляется в письмах Цинцинната ( "Мне совестно - это ведь не должно бы было быть, - только на коре русского языка могло вырасти это грибное губье сослагательное" ), в его высказываниях. Предположение развивает В. Шадурский, который пишет о том, что речь Цинцинната выделяется в романе не случайно. В романе явлена тютчевская тема "Как сердцу высказать себя". Цинциннату необходимо именно высказаться - то есть сказать о себе, о том, какие непохожие на общедоступные и официально одобренные в мире "Приглашения.." чувства он испытывает и переживает. Эти качества героя, его способность к восприятию происходящего в действительности обвинителями определяются как "непрозрачность" и "гносеологическая гнусность". По мнению Стюарта, которое приводит в своей работе Дим. Голынко, "гносеологическая гнусность" - это "зеркалонепослушничество", неумение и нежелание иметь дело с "нетками", кривыми зеркалами. "Образом чего здесь является непрозрачность? - пишет С. Воложин, - Образом нравственности более высокой, чем у цинциннатова окружения ( для которого автор находит такое определение как "потрясающая безнравственность" )".
Речь второстепенных персонажей также устарела, как их повадки, вид, так же "расползается по швам" по приближении к финалу романа. " - Никак не могим... вишь пыли-то... - говорит Родион, - Сами спасибочко скажете, таперича и гостям придти не стыдно.. Экипаж подан, пожалте.." " - Не заглядывайтесь, девица красная.. " ( 2004, 69 ), "сударик", "ужо накалякаетесь с ним", "не побрезгайте, не взыщите", "тятька идет" ( Эммочка ). Нередко речь второстепенных персонажей превращается в неразборчивое бормотание или рокот. Устаревает не только речь, но и вид занятии, предметы мебели, детали одежды.
"Приглашения.." у Родиона разной длины ноги, а мальчик Диомедон "хром и зол". "Но не знаю, можете ли вы.. быстро бегать? Ваши ноги.." - говорит Цинциннат мсье Пьеру ( 2004, 97 ). "За последнее время на наших улицах наблюдается стремление некоторых лиц молодого поколения шагать так скоро, что нам, старикам, приходиться сторониться и попадать в лужи" - гласит замечание мастера непринужденного красноречия.
Герой попадает в мир, где безусловно искажены представления о долге, чести, морали. По выражению Геннадия Барабтарло, отвратительный "жуткий мир, захваченный врасплох", не представляет собой ясной картины причины и следствия. Как и герой рассказа "Ужас" Цинциннат не может поверить, что вокруг него - действительный мир, живые люди ( так для "Петки на дече" все вокруг представлялось как "длинный неприятный сон", - замечал К. Чуковский, - для Немовецкого - "все в мире не похоже на настоящее" ), а изображенные в "Приглашении" персонажи - складывалось такое впечатление - словно не способны вообразить, что Цинциннат может страдать. Не случайны сопоставления второстепенных персонажей с птицами и животными. Это мир без иллюзий, без путеводных огней. Его персонажи пребывают в плену неких ограниченных сюжетов - в рамках таких сюжетов увидел человечество, "создавшее тюрьмы, инквизицию, Бастилию, сажающее птиц в клетки" В. Шкловский. Не удивительно, что второстепенные персонажи "Приглашения.. " "ведут целиком выдуманную жизнь, и, строго говоря, от них не следует ожидать, чтобы они обладали всеми признаками настоящих людей". У второстепенных персонажей происходит что-то противоестественное с душой - " .. не знаю, у меня что-то с дыханием.. простите, сейчас пройдет", - говорит мсье Пьер, " .. он слегка задохнулся, вроде как от волнения", "с легким присвистом дышал через нос", "со свистом вобрал воздух" ( 2004, 157 ), "тесть на вершине красноречивого гнева вдруг задохнулся и так двинул креслом.." ( 2004, 88 ). Родион "напевал, пыхтя в рыжую бороду, и скрипели ржавые суставы ( не те годы, увы, опух, одышка )", другой персонаж в "Приглашении.." "дышал быстро, как пес".
"В "Ужасе", - писал Геннадий Барабтарло, - внезапное "изъятие" любви превращает мир, на взгляд обомлевшего наблюдателя, в чудовищный паноптикум пустых оболочек... личин и всякой "мерзистенции", как сказал бы какой-нибудь частный поверенный у Чехова", - мир этот довольно безобразен. "Как ужасно здесь", - говорит Цинциннат. В первой части романа слово "ужасно" повторяется семь раз. Также в городе, в котором жил Цицнциннат, все без него становится "совершенно ужасным". "Утречком на Интересной ужас что делалось", - признается Марфинька.
"Действие романа происходит в страшном вывернутом мире, как бы с наклоном влево, - замечает Григорий Амелин, - В "Приглашении..." есть мелкий, проходной эпизод, вызывающий недоумение героя. Библиотекарь ошибочно приносит Цинциннату томики с арабскими письменами, которые узник возвращает, объясняя, что "не успел изучить восточные языки". Досадно, что герой не освоил языки, где чтение происходит справа налево, а книга перелистывается от конца к началу". По выражению М. Бицилли, страшно то, что все окружающее героя "носит характер какой-то бутафорской фикции", "до конца, все сразу, так сказать, выворачивается наизнанку".
Для Набокова важность речи героя первостепенна, все остальные персонажи незначительны, сомнительны, "примитивны", одеты в гетры эксцентрика, клоунскии наряд, посыпаны пудрой и намазаны гримом, бороды, парики, маски их снимаются и "отклеиваются" ( Вадим Линецкий отмечает, что в "Приглашении на казнь" "лишенные идентификации персонажи вовлечены в риторический маскарад" ). Вокруг них сконструирован унылый мир или подобие мира, в котором мыслят они свое существование. И вершина этого нелепого, противоестественного мира - возвышающаяся над городом ужасная ( по выражению автора ) крепость - тюрьма, в которои пестуют приговоренного Родриг, Родион и Роман Виссарионович.
"Истинная жизнь Себастьяна Найта" "время от времени лицемерные правители перекрашивают стены тюрьмы, в которой заперт народ". В романе "Приглашение на казнь" - тряпичные книги и "ярко расписанные пособия", свежепокрашенная скамья подсудимых, крашеные же прокурор и "облакат", проговорившие с виртуозной скоростью пять тысяч слов, которые каждому полагались, стрелка часов, которую малюет сторож, неудачная попытка закрасить дверь, замазанные надписи на стенах, "крашеный воздух", "намалевынный" вид на Тамарины сады. К тому же - "краска, присланная для будок, оказалась никуда не годной" ( 2004, 61 ). В рецензии на сборник Поплавского - "получается какой-то крашеный марципан или цветная фотографическая открытка" ( здесь "крашеный" и "цветной" сближаются по смыслу с поддельным, фальшивым ). В воспоминаниях "Другие берега" - "даже потолок перекрасили", "весенние цветы украшали крашеные фотографии Гиденбурга в витринах рамочных и цветочных магазинов..."
Повсюду в "Приглашении" провозглашается торжество безымянного "закона" - закона, у которого нет автора, создателя, но перед которым преклоняются второстепенные персонажи. В их распоряжение такой "закон" предоставляет набор фраз для обуздания желаний героя. Вот некоторые из них:
"В случае такового желания Вы обязаны подать соответствующее прошение.."
"Петь, плясать и шутить со стражниками дозволяется только по общему согласию и в известные дни.."
"Желательно, чтобы заключенный не видел вовсе, а в противном случае тотчас сам пресекал ночные сны.."
"закона" - полностью придуманное, вымышленное. Поэтому в романе второстепенные персонажи, олицетворяющие его, превращаются постепенно в "кукол", движения которых, слова, поступки выглядят вычурными, неестественными, напр., в финале романа "страстно размахался одноногий инвалид-дирижер". Так в рассказах писателя некоторые персонажи превращались в марионеток, говоривших "на фарфоровых языках" ( "безупречно разрисованные и расставленные куклы" ).
"куклой" директора темницы, при этом добавляя странный эпитет - "кучер". Возможно, автор имел в виду сказочного персонажа, превращенного в кучера в "Золушке" - крысу. Таким образом становятся очевидны мотивы превращений, которые сопровождают явления второстепенных персонажей. Любопытно, что дважды в романе Цинциннат слышит звук, как будто где-то шебуршит мышь, и дважды видит летучих мышей - в крепости и над мостом, который ведет в город. С птицами сравниваются персонажи, обслуживающие пир с участием героя, которые то "перепархивают" через стол, то "роняют перья". Одним из значительных второстепенных персонажей романа становится.. паук, соглядатайствующий в комнате Цинцинната, который "снует по камере точь-в-точь как живой" ( Н. Анастасьев ). С ним часто и любезно разговаривает Родион, паук обладает способностью "посматривать" и поглощать мух. Однако в финале этот значительный персонаж оказывается всего лишь тщательно сделанной игрушкой.
Для романа важно противопоставление искусственного ( кукольного, поддельного ) и подлинного мира. Так, мастерская игрушек, "фотогороскоп" ( фотографии, показывавшие Эммочку ), ведра и музыкальные инструменты, "выставка мебели" и "дамские кушаки" - все это, без сомнений, приметы "искусственного" мира ( " - Вы бы лучше научились, как другие, вязать, - проворчал
Родион, - и связали бы мне шарфик. Писатель!" ). "Кто утешит рыдающего младенца, кто подклеит его игрушку? - спрашивает один из персонажей, - М-сье Пьер". С известной русской игрушкой, изображающей животное, сопоставлен образ мира в словах: "Ошибкой попал я сюда - не именно в темницу, - а вообще в этот страшный, полосатый мир: порядочный образец кустарного искусства, но в сущности - беда, ужас.. - и вот обрушил на меня свой деревянный молот исполинский резной медведь".
В этом паноптикуме призраков, "кукол" только два лица выглядят убедительными - Марфинька и Цецилия Ц ( хотя влажный взгляд Цецилии отнесен к признакам обманного, ненастоящего мира ). Особенно это верно в отношении Марфиньки, которая, так же, как Цинциннат, казалось бы, обладает основной непрозрачностью в мире прозрачных друг для друга существовании. В финале ее речь становится невнятной, она "лепечет". Кроме того, ее имя напоминает героинь произведений Ф. Достоевского ( напр., Настеньку ). Но, несмотря на подразумеваемое сравнение ( героиня Достоевского - "кукла, замечательная, чарующая кукла, барахтающаяся в потоке авторских идей" ), Марфинька похожа на живого человека. Важно для понимания действительности письмо Цинцинната к Марфиньке. "Я даже не мог к тебе подойти, - пишет он, - твой страшный отец едва не перешиб мне ноги клюкой, поэтому пишу, это - последняя попытка объяснить тебе,что происходит, Марфинька, сделай необычайное усилие и пойми, пускай сквозь туман, пускай уголком мозга, но пойми,что происходит". В этих словах выражена вера в способность Марфиньки к пониманию происходящего в действительности, - в такое ее качество, которое герой не ожидает найти ни у "защитника", ни у мсье Пьера. Ее образ связан с воспоминанием о действительном мире, - "Вдруг, с резким движением души, Цинциннат понял, что находится в самой гуще Тамариных садов, столь памятных ему и казавшихся столь недостижимыми.. он понял, что не раз с Марфинькой тут проходил". И Цинциннат "все-таки признается" ( А. В. Млечко ) - " я тебя люблю. Я тебя безысходно, непоправимо.. "
"камера" буквально разбираются по частям ( так в рассказе "Королек", где декорации города выдвигаются и задвигаются ). Все напоминает роман "Лолита", где "еще держались, опираясь на костыли, темные амбары... еще ездили люди смотреть кино" - "солнце было еще правдоподобно, мир еще держался, вещи еще соблюдали наружное приличие". Речь идет о постепенном расползании видимого мира "с его стилизованными персонажами и статуями" ( А. К. Жолковский, 1994, 176 ), "порядочного образца кустарного искусства" ( 1989, 218 ). В финале от статуи остаются "только ноги до бедер, окруженные розами", и "странно облупилась" стена дома Марфиньки, " .. двухмерный, намалеванный мир рушился, и по упавшим декорациям "Цинциннат пошел, - говорит Сирин, - среди пыли, и падших вещей, и трепетавших полотен, направляясь в ту сторону, где, судя по голосам, стояли существа, подобные ему" ( В. Ходасевич, О Сирине ). Подобные Цинцинннату - то есть живые, способные думать, чувствовать.
Литература
Владимир Набоков. Романы. М., 1989.
П. Бицилли. Возрождение аллегории // Русская литература, 1990, вып. 2, с. 147 - 154.
"Приглашения.." / Двадцатый век: проза.. М., 1996, стр. 49 - 58.
Т. Кучина. Творчество Владимира Набокова в зарубежном литературоведении, дис. к. ф. н., М.: МГУ им. Михаила Ломоносова, 1996.
Н. Букс. "Эшафот в хрустальном дворце" // Звезда, 96, вып. 11, с. 157 - 167.
"Эшафот в хрустальном дворце". М., 1998.
В. В. Набоков: Pro et contra: Личность и творчество В. Набокова в оценке русских и зарубежных мыслителей и исследователей: Антология. Т. 1. СПб.: РХГИ, 1999.
"Убедительное доказательство" // Звезда, 2000, выпуск 5, стр. 219 - 130.
А. В. Млечко. Игра, метатехт.. Волгоград, 20 / 00, 188 стр.
"Филологическая библиотека". Вып. III), рецензия, 2003 / архив
Е. В. Плотникова. Билингвизм культур в творческом наследии В. В. Набокова, дис. М., 2004, 112 стр.
"Приглашение на казнь", СПб.: Азбука-классика, 2004, стр. 5 - 14.
"Приглашение на казнь" В. Набокова и сказке Л. Кэрролла "Алиса в стране чудес" / архив.