Сакун С. В.: Геннадий Барабтарло о "Защите Лужина" в книге "Сочинение Набокова"

"... а можно взять и почитать"

Г. А. Барабтарло «Сочинение Набокова».

Книгу легко находим в интернет библиотеках.

И благодаря усилиям «флибустьеров»-альтруистов каждый может теперь ознакомиться с этой книгой и решить для себя, стоит ли она тех денег которые за неё запрашивают и соответствует ли её содержание рекламным обещаниям.

murzukalo Сочинение Набокова. Новая книга Г. Барабтарло.

Но в связи с некоторым его «утяжелением», а также с тем, что «заболевший» ЖЖ уже неделю как не позволяет нормально общаться (сетевые + и - ) размещаю его здесь.

Соглашусь с озвученной здесь ( и двумя сообщениями выше ) критикой архаичного стиля переводов Г. Барабтарло.

«аналитического меда» поклонников собственно исследовательского таланта Геннадия Александровича (к которым лет 10 тому причислял и себя) вынужден добавить каплю дегтя.

Представленная книга - к сожалению, в целом, очередной ремейк ранее написанных статей. Статей интересных, проницательных и содержательных, но уже известных. Почему и новая их аранжировка, новое название книги, реклама, увесистая цена – все это в итоге похоже на тривиальный «коммерческий продукт», старые лапти в новой упаковке.

Впрочем, увы – это вполне в традициях нынешнего «Набоковского дома». Где так пекутся об «авторских правах» и любят умиляться пушкинской фразой: «Не продается вдохновенье, но можно рукопись продать», скромно умалчивая, что фразу эту Пушкин вложил в уста пошляка-книгопродавца. Да и о чьем это собственно «вдохновении» у них там идет речь?

Спасибо, кстати, еще раз «флибустьерам»-альтруистам, дающим возможность не попадаться на эти «коммерческие» удочки.

Что же касается аналитического содержания книги, вполне могу оценить один фрагмент (поскольку детально занимался рассматриваемыми в нём вопросами, и не в силах равнодушно пройти мимо всего там написанного (надеюсь и остальные главы также найдут своего «неравнодушного читателя»: ))) и, увы, некоторые пассажи своей очевидной сомнительностью как-то вовсе подрывают веру в остальные, весьма витиеватые, рассуждения автора. Например, в небольшой и очень слабой главе "Преимущество качества", посвященной «ЗЛ» Барабтарло допускает целый ряд неточностей, не совместимых со столь расхваливаемым «брендом Барабтарло»:

«Во время вечеринки у них на квартире немка горничная едва не «проговаривается» - едва не называет Валентинова по имени»

В романе же во время вечеринки «Лужина, прислушиваясь к дыханию, мельком вспомнила, что на днях горничная ей со смехом доложила: "Звонил господин Фа... Фа... Фати. Вот, я записала номер"»

Б. - «Страницей дальше актер Барс тоже едва не произносит в разговоре с Лужиной фамилии Валентинова»

«Пожилой актер, с лицом, перещупанным многими ролями» у Набокова в этой сцене остался безымянным. (хотя позже выясняется, что его фамилия «Граальский»). А Барс – это журналист «высокого роста, со щербатым лицом, журналист Барс»

Б. - «Когда тот телефонирует на другой день она решается сказать об этом мужу»

«Она попросила передать, что Лужин не может приехать, так как болен, будет болеть долго и убедительно просит, чтобы его больше не беспокоили. Опустив трубку на вилку, она опять прислушалась, услышала только стук своего сердца и тогда вздохнула и с безмерным облегчением сказала "уф!". С Валентиновым было покончено.

Б. - «Между тем они знакомы, и она даже разговаривала с ним на благотворительном Рождественском балу»

«Один из них вводит ее в компанию сидящих за столиком кинематографических актрис и их спутников»

«И хотя их не представили, они как будто даже танцуют вместе»

«в компанию» не вводил и она с Валентиновым не разговаривала и уж тем более не танцевала с ним!

«Ей указали на их столик: дамы напоказ улыбались, и кавалеры их - трое раскормленных мужчин режиссерско-купеческого образца - цыкали, щелкали пальцами и ругали бледного, потного лакея за медлительность и нерасторопность. Один из этих мужчин показался ей особенно противным: белозубый, с сияющими карими глазами; покончив с лакеем, он громко стал рассказывать что-то, вставляя в русскую речь самые истасканные немецкие словечки».

Такое впечатление, что «исследователь» читал роман «по диагонали». Это какое-то сплошное «Сочинение Набокова»!

Затем рассуждения о «решетке» - согласно которым во всем Берлине – есть всего один дом с палисадником и решеткой?

А уж все эти управляющие духи, «разcчитывающие» лужинские маршруты, понукающие и помыкающие всеми персонажами подряд, без разбору, в угоду Бойду и Барабтарло – это уж увольте…: ((

(С этим «тотальным оккультизмом» Б. Бойда, столь импонирующим Геннадию Александровичу следует разобраться повнимательней ).

«ЗЛ», Геннадий Александрович походя «вычисляет» дату встречи Лужина с будущей невестой. И приходит к далеко идущему выводу, «что чрезвычайной важности день, когда около Лужина появляется вдруг удивительная, безымянная женщина, пытающаяся отвести его от бездны, под незримым руководством духа его только что умершего отца, был 21 июля — день рождения отца Набокова» (сомнительный подарок Б. Бойду: ). Тогда как в интернете, уже лет 10 лежит статья, где детально анализируется этот вопрос, с совершенно иными выводами, которых Г. Барабтарло предпочитает не замечать.

И можно было бы не придираться к этим мелочам, примерам недопустимой невнимательности, если бы за ними не следовали бы еще и т. н. «теоретические» выводы. Характерный пример «критических» прозрений основанных на всё той же элементарной невнимательности мы наблюдаем в конце книги Барабтарло. Он пишет:

«Разъ ужь я упомянулъ шахматы и музыку, позвольте привести изъ книги, гдъ две эти темы сплетены, два примера тонкой психологической подтушевки, разсчитанной на чуткое внимание опытнаго читателя. Въ «Защитъ Лужина» безымянная (какъ и большинство главныхъ персонажей), тетка Лужина говорить ему: «Какой ты всё-таки хороший мальчикъ». Это едва замътное «всё-таки» безъ объяснений приоткрываетъ благодарному разведчику тайный ходъ за сцену, ещё невидимо для зрителя проходить одна изъ главныхъ темъ книги. У отца Лужина романъ съ этой тетей, двоюродной сестрой жены, и очевидно тамъ, за сценой, онъ ей жаловался на угрюмый, не отзывчивый характеръ сына. Толстой бы все это непременно растолковалъ, т. к. считалъ своего читателя неспособнымъ безъ его подсказки понимать такия вещи. Набоковъ же ставить своего читателя очень высоко, на то же мъсто, где самъ стоялъ, когда писалъ.

Я хочу на этомъ примъръ показать, что, въ то время какъ виртуозное мастерство письма Набокова заметно всякому (хотя не многие понимаютъ, въ чемъ оно состоитъ), мастерства его психологической аппликатуры и несравненной композиционной техники обычно не замечаютъ. О метафизикъ нъчего и говорить».

Оставим в стороне упреки в стилистической выморочности текста Барабтарло (чего только стоит выражение «Набоковъ же ставить своего читателя очень высоко, на то же мъсто, где самъ стоялъ, когда писалъ» и проч. перлы), в нарочито эпатажном употреблении старой орфографии. Всех этих посторонних критическому исследованию текста малоинтересных уловках.

Ведь здесь, с таким невыносимо высокопарно-приторным пафосом, почти граничащим с издёвкой, («опытным старателям», «чуткое внимание опытнаго читателя», «благодарному разведчику» и проч.) подлинную сложность текста Барабтарло подменяет надуманными, искусственными, притянутыми, из элементарной невнимательности (о которой уже было говорено выше) происходящими псевдо-сложностями. Вот уж воистину - «мастерства его (Набокова – С. С.) психологической аппликатуры и несравненной композиционной техники обычно не замечаютъ. О метафизикъ нъчего и говорить».(с)

Какую трёх-этажную конструкцию сооружает Барабтарло из этого «всё-таки» в фразе лужинской тети «Какой ты всё-таки хороший мальчикъ». Сколь далеко идущие выводы он нагромождает. Тогда как, если мы просто внимательно прочтем эту страницу, то увидим, что это «всё-таки» в рамках рассматриваемой сцены происходит из несколько раз проявляемого маленьким Лужиным упрямства, несговорчивости и вызванного этим упрямством легкого раздражения тети оттеняемого её эмоциональной напряженностью и волнением по поводу происходящего в другой комнате скандала-объяснения Лужина-старшего с женой. Раздражения сменяющегося умилением (откуда и это «все-таки») от лужинского поцелуя руки.

Перечтите этот отрывок, в нем же все яснее ясного. Вполне самодостаточная и психологически законченная сцена. Какие тут еще дополнительные объяснения нужны «благодарному разведчику»?!!!

"Ну, будем играть во что-нибудь,-- поспешно сказала тетя и взяла его сзади за шею. - Какая у тебя тоненькая шея, одной рукой можно..." "Ты в шахматы умеешь? - вкрадчиво спросил Лужин и, высвободив голову, приятно потерся щекой об ее васильковый шелковый рукав. "Лучше в дураки", - сказала она рассеянно. Где-то хлопнула дверь. Она поморщилась и, повернув лицо в сторону звука, прислушалась. "Нет, я хочу в шахматы",- сказал Лужин. "Сложно, милый, сразу не научишь". Он пошел к письменному столу, отыскал ящик, стоявший за портретом. Тетя встала, чтобы взять пепельницу, в раздумье напевая окончание какой-то своей мысли: "Это было бы ужасно, это было бы ужасно..." "Вот, - сказал Лужин и опустил ящик на низенький турецкий столик с инкрустациями"Нужно еще доску, - сказала она. - И знаешь, я тебя лучше научу в поддавки, это проще". "Нет, в шахматы", - сказал Лужин и развернул клеенчатую доску.

"Сперва расставим фигуры, - начала тетя со вздохом" Она вдруг замерла, держа фигуру на весу и глядя на дверь. "Постой, - Видишь, как это все долго объяснять. Может быть, в другой раз сыграем, а?" "Нет, сейчас", - сказал Лужин "Ах ты, милый, - протянула тетя, - откуда такие нежности... Хороший ты все-таки мальчик"».

И напоследок,

у Барабтарло:

«У отца Лужина романъ съ этой тетей, , и очевидно тамъ, за сценой, онъ ей жаловался на угрюмый, не отзывчивый характеръ сына».

Мелочь, но мелочь в общей массе характерная. Тетя в романе - не «двоюродная», а троюродная сестра матери Лужина. «Тетя, все та же милая, рыжеволосая тетя, троюродная сестра матери»

Совершенно не считаясь с очевидным смыслом и интонацией набоковского текста он пишет: «Но можно и так взглянуть на финал «Защиты Лужина», что «вечность, угодливо и неумолимо» развернувшаяся перед ним в виде темных и светлых квадратов, когда он повис над бездной, не предполагает, что Лужин вот-вот превратится в пешку, как ему привидилось в кошмарном сне незадолго до конца, но что сам он будет передвигать пешки, лакомясь нектарным ассорти из больших и маленьких банок».

И все это множество ошибок, недоразумений, вольных фантазий мы наблюдаем всего лишь на нескольких страницах текста посвященного "Защите Лужина". Какое уж тут "Преимущество качества"!

А эта сомнительная анаграмматическая увлеченность автора. Как дополнительная, аранжирующая текст, сцену деталь - эти анаграммы весьма занимательны и уместны, но как основа композиционного узора, как сокровенная тайна текста (на чем настаивает Г. Барабтарло) – это перебор. Где в этих анаграмматических построениях та простота решения сочетающаяся со взрывным эффектом преображения текста (композиции и смысла) о которых пишет Набоков. В общем, перед нами очередная попытка найти спрятанный предмет разделив с ним (следует отдать должное – весьма виртуозно: )) свойство спрятанности.

И все это на фоне невыносимого снобизма, какого-то акадЭмически-тоталитарного высокомерия:

«все это интеллигентный читатель, может быть, и знает, но, положа руку на сердце, в это не верит, и продолжает, как мы ни бились, считать Набокова писателем лощено-поверхностным».

или даже так:

«За последние четверть века заметно прибыло пишущих о Набокове, но качество написанного столь же явно пошло на ущерб. Прежний зеленый выгон сделался унылым, затоптанным загоном: редкая, утолоченная трава, пегие проплешины там и сям, у изгороди ползучий лютик да пыльный подорожник. Тут иногда играют в футбол деревенские ребята, а нужно бы это место перепахать и оставить под паром хотя бы на год, пока не покроется новым дерном. Это самое я и предлагал в 1999 году профессору Стивену Паркеру, одному из самых почтенных набоковедов, вот уже более тридцати лет издающему набоковский полугодовой временник».

итд.

Словом, благодатная нива рассуждений о Набокове in toto, изрядно поистоптанная академическими набегами, жухнет и истощается с каждым новым изданием подобного рода. (Эх… не распылялся бы Геннадий Александрович на весь свод произведений Владимира Владимировича, да еще переводы (ведь «нельзя же объять необъятное»), а сосредоточился бы, например, на «Пнине» или на «ПнК» - то-то был бы толк)

– скучно. Или, может быть, это «новое» издание – своеобразная, весьма сомнительная забота о молодом поколении, которому больше нравится ходить за книгой в магазин, чем в библиотеку?: )