Сакун С. В.: Гамбит Сирина (сборник статей)
Шахматная партия Андерсен – Кизерицкий, Лондон, 1851г. в структуре романа "Защита Лужина"

Шахматная партия Андерсен – Кизерицкий, Лондон, 1851г. в структуре романа «Защита Лужина»

Анализируется шахматная партия между Андерссеным и Кизерицким Лондон. 1851г. Выявляется иллюстративный характер этой партии роману «Защита Лужина» прочитанному в контексте шахматно-аллегорической его подкладки и структурно-комбинационной композиции изложенной в статье «Шахматный секрет романа «Защита Лужина»».

Продолжая анализ жертвенной зашиты Лужина в конкретно-шахматном аспекте, обратимся к набоковскому предисловию к английскому изданию романа. В котором он намеренно актуализировал тему шахматной жертвы, упомянув бессмертную шахматную партию 1851 года, между Андерсеным и Кизерицким. Он пишет: «Rereading this novel today, replaying the moves of its plot, I feel rather like Anderssen fondly recalling his sacrifice of both Rooks to the unfortunate and noble Kieseritsky – who is doomed to accept it over and over again through an infinity of textbooks, with a question marc for monument» [1]. Чтобы вполне ощутить смысл и интонацию этого замечания и проверить, не кроются ли за ним более глубокие связи этой шахматной партии с романом, рассмотрим её подробнее.

Андерсен – Кизерицкий, Лондон, 1851 г [2].

Белые фигуры: Андерсен

Черные фигуры: Кизерицкий - NB. - Проигравший Кизерицкий, так же как и Лужин играл черными фигурами.

1. e4 e5        2. f4 exf4 
3. Bc4 Qh4+     4. Kf1 b5 
5. Bxb5 Nf6     6. Nf3 Qh6  
7. d3 Nh5       8. Nh4 Qg5 
9. Nf5 c6       10. g4 Nf6 
11. Rg1 cxb5    12. h4 Qg6 
13. h5 Qg5      14. Qf3 Ng8 
15. Bxf4 Qf6    16. Nc3 Bc5 
17. Nd5 Qxb2    18. Bd6 Bxg1 
19. e5 Qxa1+    20. Ke2 Na6 
21. Nxg7+ Kd8   22. Qf6+ Nxf6 
23. Be7# мат 1:0.

1.  e2 - e4       e7 - e5
 
2.  f2 - f4       e5 X f4

3.  4.  Ke1 - f1      b7 - b5

5.  Bc4 X b5      Ng8 – f6 

- ход, повторяющий первый ход «лужинского» коня. Конь нападает на пешку e4 и дополнительно прикрывает свою пешку на d7.

6.  Ng1 – f3      Qh4 – h6 

- Белый Конь зеркально повторяет ходы черного Коня.

7.  d2 –d3        Nf6 – h5 

- ход, полностью повторяющий второй ход «лужинского» коня. Отметим, что это 7 ход в игре. Здесь Конь прикрывает свою пешку на f4.

8.  Nf3 – h4      Qh6 – g5

9.  Nh4 – f5      c7 –c6

10. g2 –g4        Nh5 – f6  

- белые, опережая черных в концентрации сил на королевском фланге нападают на нашего черного коня. Положение на доске сложившееся к 10-му ходу наиболее наглядно иллюстрирует шахматно-композиционный узор как непосредственно шахматной зашиты Лужина так и аллегорической подкладки одноименного романа. «Лужинский» конь Кизерицкого сдавая позиции совершает зеркально обратный ход назад под прикрытие пешек.

11.   Rh1 – g1     c6 X b5

– белые жертвуют слоном

12.   – h4      Qg5 – g6 

– белые продолжают пешечный натиск на главные силы черных принуждая их отвести своего ферзя назад.

13.   h4 – h5      Qg6 – g5

- снова нападение на черного ферзя

14.   Qd1 – f3     Nf6 – g8 

- белые пытаются поймать в ловушку черного ферзя ходом 15. B х f4. В этой переломной точке игры многое зависит от «нашего» коня. Осторожные черные отступили на исходное поле. Возможно у В. Набокова было свое видение этого 14-го хода черных в этой партии?

15.   Bc1 X f4     Qg5 – f6

- Белые завершают охоту на вражеского ферзя, окончательно завладев королевским флангом.

16.   Nb1 – c3     Bf8 – c5 

- Белый Конь атакует черную пешку на b5 подтягиваясь к передовым позициям Белых.

17.   Nc3 – d5     Qf6 X b2

18.   Bf4 – d6     Bc5 X g1

- «замечательный ход белых, основная цель которого отвлечь черного Ферзя от a1 – h8 диагонали. Теперь Черные не могут играть 18 … B X d6? 19. N X d6 Kd8 20. N X f7 +  Ke8 21. Nd6+  Kd8 22. Qf8++.» Черные вынуждены принять жертву Ладьи.

19. e4 – e5      Qb2 X a1 + 

20.  Kf1 – e2       Nb8 - a6  

21.  Nf5 X g7+      Ke8 – d8

22.  Qf3 – f6+      Ng8 X f6

- Белый Ферзь жертвенно атакует неприятельского Короля. «Нашему» Черному Коню ничего не остается, как исполнить последний для Черных в этой игре ход, триумфальный (в отличии от его последнего хода в защите Лужина) для самого Коня и проигрышный для его «автора». Черные принимают жертву Белых, Черный конь берет белого Ферзя. И…

23.  Bd6 – e7++  

Итак, рассмотрев эту, действительно блестящую партию, мы можем заметить, что в её узоре далеко не последнюю роль сыграл главный герой защиты лужина – королевский черный шахматный Конь.

Во-первых, он в ходе игры не только буквально повторил ходы лужинского Коня, но и зеркально отобразил их к 14 ходу партии, вернувшись на исходное поле (что в ином пространстве и иным способом проделал к концу 14 главы и сам Лужин (и как шахматный Конь и как человек)).

Во-вторых, в определенном смысле черного шахматного коня Кизерицкого можно рассматривать как основное действующее «лицо» этой шахматной драмы 1851 года. Поскольку именно после его первого хода на f6, атакующего белую пешку e4 и прикрывающего свою на d7 Белые начинают атаковать черного Ферзя своим Конем g1 – f3, зеркально отобразившим ход черного коня g8 – f6. Отметим, кстати и эту симметрию передвижений черного и белого Королевских Коней в 5-6 и 7-8 ходах партии. Белый Конь словно бы «пародирует» движения серьёзного («не хватающего звезд с неба») черного Коня, весело «играет» с ним. Но в этой «игре» его роль и влияние на исход партии оказывается несравненно большим чем у черного Коня. Черный нападает на пешку, - белый, в ответ, зеркально тем же ходом нападает на Ферзя.

И далее, на 10-м ходу выдвигаемая с g2 на g4 белая пешка, нападая на черного Коня, отчасти повторяет узор лужинской защиты. И хотя положение на доске у Андерсена и Кизерицкого отличается от защиты Лужина (несовпадение последовательности ходов, отсутствие белой пешки доступной взятию черным конем, лишние фигуры и др.) в этой позиции особенно отчетливо звучат нюансы литературно-шахматного содержания «Защиты Лужина». Вспомним условно аллегорическую схему лужинской квартиры как фрагмента шахматной доски, которую мы подробно рассмотрели в конце статьи "Шахматный секрет романа В. Набокова "Защита Лужина". Заметим в этой позиции и положение черного шахматного Коня (стоящего "на озаренном скате"(152)), и угрозу, создаваемую выдвигаемой белой пешкой ("в большом белом шелковом кашне, Валентинов шагнул к Лужину с обаятельной улыбкой, - озарил Лужина, словно из прожектора"(243)), и присутствие на f4 (в столовой) защищаемой черным конем пешки (?жены Лужина?) и возможность взять белую пешку (горничную) черной пешкой en passant (на проходе) (" Из глубины выбежала горничная, и, так как коридор был довольно узкий, произошло легкое, торопливое столкновение"(248)). К тому же в этой позиции от хода черного Коня во многом зависело продолжение атаки Белых на левом фланге Кизерицкого. И возможно у В. Набокова был собственный взгляд на поведение черного Коня в этой ситуации которое и могло лечь в основу шахматного содержания защиты Лужина. Например, взятие выдвигаемой белыми пешки на проходе с последующей жертвой Ферзя (и/или Коня). Впрочем, о том будет ли подобное продолжение столь же эффективным в защите Черных сколь оно эффектно в созвучии тексту набоковского романа должны высказаться шахматисты более искушенные в этой стороне вопроса.

которой позиционное преимущество Белых было уже неодолимым.

И, наконец, что также подчеркивает особую художественную роль в этой партии черного Коня, именно он ставит последнюю точку в игре Черных. Именно он, уже находясь в уютной безопасности исходного поля на g8 вынужден принять жертву белого Ферзя, после чего Белые ставят мат черному Королю. Можно себе представить недоумение и разочарование черного шахматного Коня (вполне, пожалуй, олицетворенного в тот момент испытывающим подобные же чувства - его автором, «невезучим и благородным» Кизерицким).

И, таким образом, мы видим, что на самом деле В. Набоков вовсе не столь уж изощренно прячет композиционные источники своих шахматно-романных построений наглядно демонстрируя одну из основных метафор своей прозы – «прозрачность». Шахматный прообраз романа – упомянут в предисловии, суть защиты Лужина - жертва Королевского черного шахматного Коня - прямо обозначена в конце 7-й главы, высочайшая плотность аллегорических деталей в самом тексте романа. Впрочем, как это продемонстрировал Эдгар По в одной из своих историй [3] - наилучший способ спрятать предмет – это положить его на самое видное место.

А как непросто порой бывает найти лежащий на самом видном месте предмет показывает пример Дональда Бартона Джонсона рассматривающего набоковские "подсказки-комментарии" в предисловии к английскому изданию романа.

В своей, многократно переиздававшейся работе "Worlds in regression: Some novels of Vladimir Nabokov" / "Миры и антимиры Владимира Набокова" обращаясь к третьему, шахматному роману Набокова, Джонсон, мало уделяя внимания непосредственно шахматной конкретике самого романа, пытается подобраться к решению шахматно-композиционной проблемы "Защиты Лужина" "с черного хода" набоковских "подсказок" сделанных в довольно позднем предисловии к английскому переводу романа.

"Затем Набоков описывает три сцены в туалетах гостиниц, когда Лужин, черный король, сидит на своем фаянсовом троне и рассматривает различные узоры кафеля на полу, напоминающие шахматы" [4]. Заметим, что Джонсон, отталкиваясь от фрагмента набоковского предисловия [5], в обоснование королевской аллегории Лужина отметил и всерьез взял здесь иронически нарочитое набоковское "с высоты своего трона". Однако совершенно упустил в этих образах:

- и аллюзию к согбенной фигуре роденовского "Мыслителя" (которая в первоначальном замысле Родена изображала созерцавшего картины Ада Данте (вспомним о темах и образах связанных с Данте в романе Набокова));

"как ход коня" - на линолеуме отделяющем Лужина от двери (тема выхода, бегства, спасения);

"свободы" за пределами шахматной доски "мучительно отрезанной (NB - С. С.) охряной вертикалью горячей водопроводной трубы".

В связи с этой королевской аллегоричностью Лужина и в упомянутой Набоковым, "бессмертной партии" Джонсон обращает внимание исключительно на связанные с королем обстоятельства игры. Еще большей вольностью является представление (столь же наивно романтическое как и в случае с королевским саном Лужина) жены Лужина в роли "шахматной королевы", ферзя.

Джонсон совершенно верно отметил характерную, очевидную особенность упомянутой Набоковым партии - её жертвенность. "Жертвенная стратегия Андерсена в ходе этой партии ошеломляет, так как к концу игры он взял только три пешки черных (и ни одной фигуры), пожертвовав при этом слона, обеих ладей, ферзя, а также две пешки" [6]. 

Однако сосредоточив свое внимание исключительно на жертве двух ладей и попытках привязать этот отдельно взятый фрагмент партии к сюжету набоковского романа, Джонсон совершенно упускает из виду обще-смысловую интонацию аллюзии. И Андерсен и Набоков - композиторы жертвенных комбинаций. "Защита Лужина". А уж если перед нами раскрывается сложно-вложенная композиция романа, основанная на аллегорическом отражении жертвенной защиты Лужина в судьбе ее автора, то тема шахматной жертвы и вовсе выходит на передний план и делает ясным и очевидным смысл этого набоковского сравнения себя с Андерсеным. И то, что из четырех пожертвованных Андерсеным фигур Набоков упоминает лишь две ладьи может быть связано с зеркально-симметричным отражением (которые так любил подчеркнуть Набоков) упомянутой партии. В романе шахматное столкновение происходит между Турати и Лужиным (Ладья и Конь). И Набоков акцентирует, что тогда как Андерсен в партии пожертвовал две свои белые ладьи - он сам в романе пожертвовал двух черных коней (шахматного коня в защите Лужина и самого Лужина в романе "Защита Лужина").

Джонсон однако в этой своей небольшой главе [7], где больше вопросов чем ответов, ни проблемой шахматного содержания лужинской защиты, ни композиционно-аллегорическими деталями самого романа практически не интересуется, обращая внимание лишь на поверхностно явленную повторяемость событий и поспешно полагая, что "структура шахматного романа Набокова кажется необыкновенно простой" [8] в конце-концов приходит к выводу, что "в знаменитой игре между Андерсеном и Кизерицким, которую упоминает Набоков, нет или почти нет ничего, что бы проливало свет на безнадежную борьбу Лужина с судьбой" [9]

Это неразличение структурно-комбинационного механизма романа ведет также и к тому, что непонятыми Джонсоном остаются набоковские подсказки об обратном мате и ретроградном анализе [10], относящиеся к щахматно-психологической аллегории лужинской судьбы. Лужин, как автор (и как аллегорический "персонаж") защиты Лужина, жертвенной комбинации против которой он безуспешно пытается найти защиту, по сути сам "ставит себе мат" (тема обратного мата в романе). И сам этот "обратный мат" он ставит методом обнаружения ходов-повторов, т. е. посредством своеобразного "ретроградного анализа". Подробнее об этом см. в статье "Шахматно-психологические проблемы романа В. Набокова «Защита Лужина»". 

Рассмотрев эту т. н. "бессмертную партию" 1851 года, проанализировав набоковскую аллюзию к ней в контексте шахматно-композиционного узора его третьего романа и осветив проблемы с пониманием этой набоковской "подсказки" в современном набоковедении, резюмируем. Крайне маловероятным представляется чтобы Набоков, писавший это произведение в конце 20-х годов прошлого века, всецело основывал его скрытую композиционную конструкцию на отдельно взятой, пусть и "бессмертной", но лишь одной из огромного множества шахматных партий. Не давая при этом практически никаких указаний, намеков, отсылок к ней в самом тексте романа. То есть заведомо и умышленно тем самым обрекая читателя на непонимание внутренних механизмов произведения. Гораздо более вероятным представляется, что эта партия, присутствуя в отдаленно-ассоциативных планах творческого сознания автора, отражала лишь некоторые психологические и шахматно-композиционные особенности романа, которые он и решил проявить спустя 34 года после его публикации. И рассматривать эти особенности следует прежде всего в самом теле романа. Во всей полноте его богатой и изощренной художественно композиционной конструкции. Принимая авторскую ассоциацию с "бессмертной" партией лишь как иллюстрацию, своеобразный дополнительный комментарий, но не в качестве ключа к роману. Действительный ключ к роману - это шахматная суть изобретенной Лужиным зашиты, ключ к этой защите - жертва черного королевского шахматного коня. И только вполне представляя себе характер таких деталей романа, как, например жертвенную суть шахматной защиты Лужина, шахматно-аллегорические прообразы самого Лужина и других героев произведения, шахматно-психологические механизмы трагического сюжета романа мы можем определить правильное место этой и других "иллюстраций-комментариев" сделанных Набоковым в предисловии к английскому изданию романа.

© Сакун С. В., 2006 г..

[1] Предисловие к английскому переводу романа "Защита Лужина" ("The Defense") «Перечитывая теперь этот роман, вновь разыгрывая ходы его фабулы, я испытываю чувство, схожее с тем, что испытывал бы Андерсен, с нежностью вспоминая, как пожертвовал обе ладьи несчастливому, благородному Кизерицкому — который обречен вновь и вновь принимать эту жертву в бесчисленном множестве шахматных руководств, с вопросительным знаком в качестве памятника». (пер. В. Набокова) Особенно отметим здесь изгиб вопросительного знака столь родственный профилю шахматного коня.