Поиск по творчеству и критике
Cлово "BEGGAR"
Входимость: 2. Размер: 183кб.
Входимость: 1. Размер: 20кб.
Входимость: 1. Размер: 53кб.
Входимость: 1. Размер: 1кб.
Входимость: 1. Размер: 129кб.
Входимость: 1. Размер: 39кб.
Входимость: 1. Размер: 53кб.
Примерный текст на первых найденных страницах
Входимость: 2. Размер: 183кб.
Часть текста: Глава третья 3–1 … еще сохранились рифмы, богатенькие вперемежку с нищими: поцелуя – тоскуя, лип – скрип, аллея – алея (листья или закат?). – Рифма «алея – аллея» использована в юношеском стихотворении Набокова «Ласка»: «Ласкаясь к лазури, прозрачно алея, / Стыдился, смеясь, изумительный день; / Змеей золотистой казалась аллея; / Крылом голубиным – лиловая тень», где действительно остается неясным, что именно алеет: осенние «румяные листья» или же закат (Набоков 2002: 471–472). В том же сборнике 1916 года «Стихи», где была напечатана «Ласка», есть несколько вариантов рифмы к «поцелуя»: ликуя, танцуя, ревную, а также глагольная рифма «тоскуют – целуют» (Там же: 468, 478, 481, 491). Что же касается рифмы «лип – скрип», то в ученических опытах Набокова она не встречается, но обнаруживается во многих текстах поэтов Серебряного века – Брюсова, Бунина, С. М. Соловьева, Ахматовой и др. Из них на садово-парковую эротическую лирику Годунова-Чердынцева больше всего похожи «Летний бал» Брюсова (1910) и «Тихой ночью поздний месяц вышел…» Бунина (1916). 3–2 … тетя Ксения, та писала стихи только по-французски <… > ее излияния были очень популярны в петербургском свете, особенно поэма «La femme et la panthère»… – Название и тема поэмы «Женщина и пантера» ведут свое происхождение от французского изобразительного искусства второй половины XIX – начала ХХ века и, подобно многим живописным работам на этот сюжет, имеют отчетливые эротические коннотации. См., например, картину Камиля Коро...
Входимость: 1. Размер: 20кб.
Часть текста: когда будете писать рецензии в "Нью рипаблик", ставьте сверху, как у нас принято, название книги и автора. А также число страниц и стоимость издания. Вкладываю для примера рецензию. И еще одно: пожалуйста, воздержитесь от каламбуров,{4} к чему, я вижу, у Вас есть некоторая склонность. В серьезной журналистике они здесь не в чести. Кроме того, выражение I for one[47] в рецензиях обычно не употребляется. Лучше просто сказать: I или, если хотите выразиться сильнее, for myself либо for my part. Позвоните - можем опять вместе пообедать. Надеюсь, вы на меня не в обиде за то, что я пошел к Гринбергам,{5} хотя Вы меня пригласили раньше. В Нью-Йорке мы обычно бываем только по средам, и я счел, что у Гринбергов увижусь одновременно и с Вами, и с Истменами.{6} Перед Гринбергами я в долгу: его мать и сестра очень тепло приняли меня в Москве. Искренне Ваш Эдмунд Уилсон. __________________________ 40 Ист-49-я стрит Нью-Йорк 12 декабря 1940 Дорогой Набоков, как идут дела с "Моцартом и Сальери"? Прикладываю чек в качестве аванса за эту работу. Ваше Приглашение на казнь меня озадачило, и, боюсь, пока не подучу русский, лучше мне довольствоваться Толстым. Это все равно что сразу после Теккерея взяться за Вирджинию Вулф. С наилучшими пожеланиями Эдмунд Уилсон. __________________________ В. Набоков 35 Вест 87-я улица Нью-Йорк 15 декабря 1940 г.[48] Дорогой Уилсон, это будет очень длинное письмо. Прежде всего позвольте поблагодарить Вас за чек. Приятно жить наконец в стране, где есть спрос на подобные вещи. Посылаю Вам вторую сцену, хотя моя борьба с "ватиканским убийцей"){7} еще не закончена: затолкаешь голову - ...
Входимость: 1. Размер: 53кб.
Часть текста: questions as well as the fact that a couple of consecutive pages of my typescript were apparently lost in transit. Egreto perambis doribus! With the American publication of Lolita in 1958, your fame and fortune mushroomed almost overnight from high repute among the literary cognoscenti-- which you bad enjoyed for more than 30 years-- to both acclaim and abuse as the world-renowned author of a sensational bestseller. In the aftermath of this cause celebre, do you ever regret having written Lolita? On the contrary, I shudder retrospectively when I recall that there was a moment, in 1950, and again in 1951, when I was on the point of burning Humbert Humbert's little black diary. No, I shall never regret Lolita. She was like the composition of a beautiful puzzle-- its composition and its solution at the same time, since one is a mirror view of the other, depending on the way you look. Of course she completely eclipsed my other works-- at least those I wrote in English: The Real Life of Sebastian Knight, Bend Sinister, my short stories, my book of recollections; but I cannot grudge her this. There is a queer, tender charm about that mythical nymphet. Though many readers and reviewers would disagree that her charm is tender, few would deny that it is queer-- so much so that when director Stanley Kubrick proposed his plan to make a movie of Lolita, you were quoted as saying, "Of course they'll have to change the plot. Perhaps they will make Lolita a dwarfess. Or they will make her 16 and Humbert 26. " Though you finally wrote the screenplay yourself, several reviewers took the film to task for watering down the central relationship. Were you satisfied with the final product? I thought the movie was absolutely first-rate. The four main actors deserve the very highest praise. Sue Lyon bringing that...
Входимость: 1. Размер: 1кб.
Входимость: 1. Размер: 129кб.
Часть текста: зрения, тему Набокова — тему, которая, словно водяной знак, отмечает все его произведения, но остается незамеченной читателями (РеС I, 348). Тема «потусторонности» {235} появляется у Набокова уже в 1919 году — в стихотворении «Еще безмолвствую — и крепну я в тиши» (СР 1, 496) и заканчивается только с последним стихотворением «Влюбленность» (1974), приписанном Вадиму Вадимовичу в романе «Смотри на арлекинов!» (СА 5, 120). {236} Наиболее явно эта тема выражена в стихотворении «Слава» (1942). В первой части стихотворения появляется некий призрак в духе произведений Гоголя, который говорит писателю, что он — изгой, у которого нет читателей и не будет бессмертной славы. Во второй части автор прогоняет это мучительное видение и утверждает, что счастлив, так как Совесть, «сонных мыслей и умыслов сводня, не затронула самого тайного». Эта тайна та-та, та-та-та-та, та-та, А точнее сказать я не вправе. Оттого так смешна мне пустая мечта О читателе, теле и славе. Поэт счастлив, несмотря ни на что, потому что «со мной моя тайна всечасно». Подставив буквы под звезды, он научился расшифровывать ночь и превозмогать себя. Стихотворение заканчивается так: Но однажды, пласты разуменья дробя, Углубляясь в свое ключевое, Я увидел, как в зеркале, мир, и себя, И другое, другое, другое. (СР 5, 422) По словам В. Е. Набоковой, этот секрет, который нельзя...
Входимость: 1. Размер: 39кб.
Часть текста: через край. С непокрытой головой плавают вдалеке фонари, их лучи беспрерывно протянулись в дождливый сумрак. Вода в бадьях продолжает переливаться через край. Итак, я погружаюсь в твои пасмурные глаза, в мерцающую черноту узких аллей, где журчит и шелестит ночной дождь. Улыбнись мне. Почему ты смотришь на меня так пасмурно и мрачно. Теперь утро. Всю ночь звёзды пронзительно кричали детскими голосами, и, кто-то на крыше терзал и ласкал скрипку острым смычком. Смотри, солнце перевалилось через стену, словно сияющий парусник. Ты выдыхаешь туманом всё обволакивающий дым. Пылинки начинают кружиться в твоих глазах, миллионы золотых миров. Ты улыбнулась! Мы выходим на балкон. Весна. Внизу, посреди улицы, жёлто-кудрявый малыш быстро-быстро рисует бога. Бог растянулся от одной стороны улицы до другой. Малыш сжимает в руке кусок мела, маленький кусок белого угольного карандаша, и сидя на корточках, поворачивается, вычерчивая широкую линию. У этого белого бога большие белые пуговицы и развёрнутые наружу ступни....
Входимость: 1. Размер: 53кб.
Часть текста: in New York to complete my comparative history of French literature for English-speaking students. The first volume took me a couple of years during which I put in seldom less than fifteen hours of work daily. As I look back on those days, I see them divided tidily into ample light and narrow shade: the light pertaining to the solace of research in palatial libraries, the shade to my excruciating desires and insomnias of which enough has been said. Knowing me by now, the reader can easily imagine how dusty and hot I got, trying to catch a glimpse of nymphets (alas, always remote) playing in Central Park, and how repulsed I was by the glitter of deodorized career girls that a gay dog in one of the offices kept unloading upon me. Let us skip all that. A dreadful breakdown sent me to a sanatorium for more than a year; I went back to my workonly to be hospitalized again. Robust outdoor life seemed to promise me some relief. One of my favorite doctors, a charming cynical chap with a little brown beard, had a brother, and this brother was about to lead an expedition into arctic Canada. I was attached to it as a “recorder of psychic reactions.” With two young botanists and an old carpenter I shared now and then (never very successfully) the favors of one of our nutritionists, a Dr. Anita Johnsonwho was soon flown back, I am glad to say. I had little notion of what object the expedition was pursuing. Judging by the number of meteorologists upon it, we may have been tracking to its lair (somewhere on Prince of Wales’ Island, I understand) the wandering and wobbly north magnetic pole. One group, jointly with the Canadians, established a weather station on Pierre Point in Melville Sound. Another group,...