Поиск по творчеству и критике
Cлово "EMBER"
Входимость: 4. Размер: 115кб.
Входимость: 2. Размер: 59кб.
Входимость: 1. Размер: 21кб.
Входимость: 1. Размер: 26кб.
Входимость: 1. Размер: 50кб.
Входимость: 1. Размер: 49кб.
Входимость: 1. Размер: 67кб.
Входимость: 1. Размер: 1кб.
Входимость: 1. Размер: 34кб.
Примерный текст на первых найденных страницах
Входимость: 4. Размер: 115кб.
Часть текста: Владимира Набокова Часть II. Набоков — анаграммист Часть II Набоков — анаграммист Алфавитная синестезия и алфавитный иконизм — два способа, с помощью которых отдельные буквы языка (и звуки, которые они представляют) могут приобретать самостоятельный смысл. Благодаря врожденным психологическим ассоциациям (цвет, фактура и т. д.) или визуальному сходству (V — летящая птица), алфавитные символы обретают прямое значение вне набора условностей, которые осуществляют посредничество между звуком и смыслом. Только в рамках конвенций, известных как английский и русский языки, слова «dog» и «собака» обозначают одно и то же животное. В языке семиотики связь между знаком (буквой, звуком, словом) и означаемым (смыслом) произвольна. Синестезия и иконизм — два способа соединения этого разрыва. В какой-то степени средство общения становится сообщением, хотя надо подчеркнуть, что уровень коммуникации, возможный благодаря таким явлениям, неизбежно останется...
Входимость: 2. Размер: 59кб.
Часть текста: справочников: “Здесь есть Американский словарь, на оливково-коричневой обложке которого орел с национального герба превращается в великолепного сфинкса. Есть и орнитологические и ботанические тексты, поскольку он гордился тем, что мог опознать каждое растение и каждую птицу, с которыми ему доводилось сталкиваться”[2]. Русские названия впервые обнаруженных видов часто карандашом вписывались в его справочники, тогда как соответствующие латинские обозначения вставлялись на поля рукописей его переводчиков, чтобы облегчить перемещение книги на новую территорию[3]. Как говорит Дмитрий: “Отец любил и птицу, и слово”[4]. Набоков тщательно обустраивал флору и фауну своей прозы, хотя редко обременял специальной информацией читателя. Несмотря на то, что бабочки и их цветущие “хозяева” — растения — были первой любовью Набокова, птицы также занимают значимое место в его прозе. Как и бабочки, птицы летают; как и цветы, они замечательны по форме и цвету; но, в отличие от бабочек, они поют. В окружении околонаучных и фольклорных представлений они так же стали более...
Входимость: 1. Размер: 21кб.
Часть текста: чувства. Дж. Л. Кольман назвал ее "фигляром, у которого вырастают крылья, ангелом, который, как турман, кувыркается на лету", и эта метафора кажется мне весьма подходящей. Ловко построенная на пародировании известных и избитых литературных приемов, "Грань призмы" взмывает к небесам. С какой-то чуть ли не фанатической ненавистью Севастьян Найт постоянно выслеживал все, что было некогда свежим и ярким, но теперь изношено до дыр, искал мертвецов среди живых, искал прикидывающихся живыми, но на самом деле мертвых вещей, вапленных и перевапленных, все еще принимаемых за живых ленивыми умами, блаженно не подозревающими об обмане. Подгнившая идея сама по себе может быть и безобидна, и можно возразить, что невелик грех все время прибегать к той или другой изъезженной вдоль и поперек теме или манере ее изложения, если она все еще доставляет удовольствие или забавляет. Но для Севастьяна Найта всякий ничтожный пустяк, например распространенный прием полицейского романа, превращался в раздувшийся и зловонный труп. Его ничуть не занимали дешевые "увлекательные" повестушки, потому что он не интересовался обывательской моралью; ему неизменно досаждали вещи именно второстепенные, а не третье– или тридевятьстепенные, потому что как раз тут, на уровне "удобочитаемого", и начинался подлог, и это-то и было, в художественном смысле, безнравственно. Но "Грань призмы" – не просто смешнейшая пародия...
Входимость: 1. Размер: 26кб.
Часть текста: с внезапно заболевшим сыном в самый последний момент. И снова морским путем: на этот раз на корабле, перевозившем еврейских беженцев в Соединенные Штаты. 20 мая 1940 г. судно «Шамплен», миновав статую Свободы, причалило в нью-йоркском порту у Французской линии. Настоящее эмоциональное потрясение, которое испытал новоявленный американец, замечательно передал во втором томе его биографии Б. Бойд, приведя в эпиграфе восторженное признание самого писателя: «В Америке я счастливее, чем в любой другой стране. В интеллектуальном отношении Америка стала моим домом. Вторым домом в подлинном смысле слова» («Твердые убеждения») и подытожив от себя: «После двадцатилетнего маяния по Европе без гражданства, без защиты от всяческой пограничной бюрократии Америка показалась Набокову пробуждением от кошмарного сна к дивному рассвету» 101 . Правда, верный истине биограф тут же оговаривается: «Для Набокова как писателя 1940 год нес за собой еще худшие муки, чем 1919-й, когда ему пришлось навсегда покинуть Россию. Тогда он боялся, что в негостеприимной атмосфере изгнания не сможет достичь нужного ему уровня мастерства в русском языке. Вопреки обстоятельствам, ему это удалось, а теперь, спустя два десятилетия, потраченных на то, чтобы превратить...
Входимость: 1. Размер: 50кб.
Часть текста: агенту, что не отказался бы поехать в Калифорнию в качестве сценариста 1 . В то время Набоков не написал еще ни одной книги с американским сюжетом, не говоря уж о щедро оплачиваемых киносценариях. Кроме того, чтобы писать, ему приходилось отрываться от любимого, хотя и плохо оплачиваемого занятия — изучения чешуекрылых. В конце июня 1944 года он побывал у Уилсонов в Уэлфлите. Под их влиянием, а также в результате того, что в поезде он простудился и какое-то время не мог ходить в Музей сравнительной зоологии, на него «излился поток вдохновения» и он «сочинил еще одну потрясающую главу моего романа». Уже было написано сто страниц, и он собирался назвать книгу не «Человек из Порлока», a «Game to Gunm» [31] 2 . В конце июля Набоковы отправили Дмитрия в лагерь в Вермонте, а сами провели две недели в Уэлфлите, в забронированном Уилсоном отеле. На одном из многочисленных приемов у Уилсонов они встретили их соседку и приятельницу Нину Чавчавадзе, воодушевленно вспоминавшую о том, как, будучи еще Ниной Романовой, она каталась на лодке по Кему с одетым в белую фланель Володей Набоковым. Он отзывался об их романе куда более сухо 3 . Несмотря на бурную светскую жизнь, а может быть и вследствие ее, в семье Уилсонов наметился разлад. Ситуация особенно обострилась, когда однажды после ухода гостей Мэри...
Входимость: 1. Размер: 49кб.
Часть текста: accommodation I soon grew to prefer the Functional Motelclean, neat, safe nooks, ideal places for sleep, argument, reconciliation, insatiable illicit love. At first, in my dread of arousing suspicion, I would eagerly pay for both sections of one double unit, each containing a double bed. I wondered what type of foursome this arrangement was even intended for, since only a pharisaic parody of privacy could be attained by means of the incomplete partition dividing the cabin or room into two communicating love nests. By and by, the very possibilities that such honest promiscuity suggested (two young couples merrily swapping mates or a child shamming sleep to earwitness primal sonorities) made me bolder, and every now and then I would take a bed-and-cot or twin-bed cabin, a prison cell or paradise, with yellow window shades pulled down to create a morning illusion of Venice and sunshine when actually it was Pennsylvania and rain. We came to know nous connmes, to use a Flaubertian intonationthe stone cottages under enormous Chateaubriandesque trees, the brick unit, the adobe unit, the stucco court, on what the Tour Book of the Automobile Association describes as “shaded” or “spacious” or “landscaped” grounds. The log kind, finished in knotty pine, reminded Lo, by its golden-brown glaze, of friend-chicken bones. We held in contempt the plain whitewashed clapboard Kabins, with their faint sewerish smell or some other gloomy self-conscious stench and nothing to boast of (except “good beds”), and an unsmiling landlady always prepared to have her gift (“…well, I could give you…”) turned down. Nous connmes (this is royal fun)...
Входимость: 1. Размер: 67кб.
Часть текста: comes from seeing the world! Where is it better, then?” “Where we are not.” Griboedov I Chased by the vernal beams, down the surrounding hills the snows already have run in turbid streams 4 onto the inundated fields. With a serene smile, nature greets through her sleep the morning of the year. Bluing, the heavens shine. 8 The yet transparent woods as if with down are greening. The bee flies from her waxen cell after the tribute of the field. 12 The dales grow dry and varicolored. The herds are noisy, and the nightingale has sung already in the hush of nights. II How sad your apparition is to me, spring, spring, season of love! What a dark stir there is 4 in my soul, in my blood! With what oppressive tenderness I revel in the whiff of spring fanning my face 8 in the lap of the rural stillness! Or is...
Входимость: 1. Размер: 1кб.
Входимость: 1. Размер: 34кб.
Часть текста: to fair Roman son of Svyatoslav. To be sure, brothers, Boyan did not [really] set ten falcons upon a flock of swans: his own vatic fingers he laid on the live strings, which then twanged out by themselves a paean to princes. So let us begin, brothers, this tale- from Vladimir of yore to nowadays Igor. who girded his mind with fortitude, and sharpened his heart with manliness; [thus] imbued with the spirit of arms, he led his brave troops against the Kuman land in the name of the Russian land. Boyan apostrophized O Boyan, nigh tingale of the times of old! If you were to trill [your praise of] these troops, while hopping, nightingale, over the tre e of thought; [if you were] flying in mind up to the clouds; [if] weaving paeans around these times, [you were] roving the Troyan Trail, across fields onto hills; then the song to be sung of Igor, that grandson of Oleg [, would be]: "No storm has swept falcons across wide fields; flocks of daws flee toward the Great Don"; or you might intone thus, vatic Boyan, grandson of Veles: "Steeds neigh beyond the Sula; glory rings in Kiev; trumpets blare in Novgorod[-Seversk]; banners are raised in Putivl." Vsievolod's speech Igor waits for his dear brother Vsevolod. And Wild Bull Vsevolod [arrives and] says to him: "My one brother, one bright brightness, you Igor! We both are Svyatoslav's sons. Saddle, brother, your swift steeds. As to mine, they are ready, saddled ahead, near Kursk; as to my Kurskers, they are famous knights- swaddled under war-horns, nursed under...