Поиск по творчеству и критике
Cлово "JAKOB"
Входимость: 2. Размер: 28кб.
Входимость: 1. Размер: 59кб.
Входимость: 1. Размер: 91кб.
Примерный текст на первых найденных страницах
Входимость: 2. Размер: 28кб.
Часть текста: поэмы Шейда Кинбот, к имени которого мы еще вернемся, иронично предлагает послать погибших в дорожных авариях праздновать День Независимости в Гадесе («тысяча вторым автомобильным крушением сверх числа намеченных на празднование Дня Независимости в Гадесе» [1] (здесь и далее перевод С. Ильина). Имя Шейд является говорящим: по-английски shade означает тень и встречается в романе то тенью ветвей, то тенями гостей на освещенных окнах, то тенью убитого свиристеля, то названием организации революционеров - преследователей бежавшего короля Земблы. Если бы Николаю II удалось покинуть революционную Россию (а такой план разрабатывался в среде русских монархистов), то и его стали бы преследовать по всему свету. Сам поэт Джон Шейд является всего лишь тенью, и поэма его бледна, даже по мнению восхищенного поэтическим даром соседа Кинбота, в сравнении с творениями Роберта Фроста (см. примечание Кинбота к строке 426: «При всех превосходных дарованиях Джона Шейда он так и не смог добиться, чтобы его снежинки опадали подобным же образом.» [2] ). Осторожные американские критики, опасаясь розыгрыша со стороны насмешливого русского автора, отозвались с высокой похвалой о поэме Шейда при выходе романа в свет в 1962 г. Поэму записали в шедевры англоязычной литературы, уступающей (тут критики, очевидно, позаимствовали свою оценку у Кинбота) только стихам Р. Фроста (1874 -1963) , признанного и в то время еще здравствующего корифея американской поэзии, питавшего в отличие от Набокова симпатии к стране Советов и даже предпринявшего в год выхода романа «Бледное пламя» путешествие в СССР. Политическая тенденция этой поездки в частности проявилась в встрече американского поэта с Н. Хрущевым. Итак, мы нашли первую реальную...
Входимость: 1. Размер: 59кб.
Часть текста: в поисках истоков своего русского наследства Набоков обращается к самому началу русской литературы — созданному в XII веке «Слову о полку Игореве», то свои английские культурные корни он локализует в кругу сочинений короля Альфреда. В конце IX века Альфред Великий, «родоначальник английской прозы» [108] , перевел наиболее значительные произведения своего времени на англосаксонский язык, заложив тем самым основу британской литературы. В «Бледном огне» этот материал также предстает отраженным в кривом зеркале Чарльза Кинбота. Не обнаружив в поэме Шейда истории своего бегства от земблянской революции, разочарованный Кинбот сетует в комментарии на то, что во время одной из прогулок поэт отвертелся от разговоров с ним обидным анекдотом о короле Альфреде, который, как говорят, любил рассказы своего норвежского приближенного, но прогонял его, когда бывал занят другими делами. «Ну, вот и вы [Oh, there you are], — говаривал неучтивый Альфред кроткому норвежцу, пришедшему поведать тонко отличавшуюся версию какого-нибудь старого скандинавского мифа, уже рассказанного им прежде, — ну вот, вы тут опять!» — и случилось так, дорогие мои, что этот баснословный изгнанник, этот боговдохновенный северный бард, известен сегодня английским школьникам под тривиальным прозвищем «Нувот» [Ohthere] (161, примеч. к строке 238). В истории английской культуры король Альфред Великий (848? — 900) почитаем неизмеримо больше других ...
Входимость: 1. Размер: 91кб.
Часть текста: карманные определители, представляя из себя косную смесь предвзятости и устарелости, чуждались необычайностей: так, в наших школьных хрестоматиях можно было, пожалуй, найти тютчевскую "Грозу" (правда, без последней строфы), но, конечно, отсутствовало его же "мглисто-лилейное" 1 . Все, что водилось восточнее Венгрии, севернее Ютландии, южнее Пиреней, маленькими атласами игнорировалось (это было бы понятно, кабы они задавались целью заниматься только фауной Германии), а большими, т. е. теми, которым прямо полагалось рассматривать всю Европу, от Исландии до Баку, от Новой "Земблы" 2 до Гибралтара, — если и упоминалось, то кое-как, не вполне и неточно, к тому же вслепую, т. е. без сопроводительного портрета (или же, как в сравнительно лучшем из них, гофманском 3 , портрет мелкой редкости был столь же на нее похож, как олеография — на генерала Скобелева). Добро бы еще, если лаконизм и умалчивание были бы следствием неведения или простительной невозможности угнаться за ежегодными открытиями посредством ежегодного пересмотра объемистого труда. Нет,...