Поиск по творчеству и критике
Cлово "NARRATOR"
Входимость: 5. Размер: 63кб.
Входимость: 3. Размер: 29кб.
Входимость: 2. Размер: 106кб.
Входимость: 2. Размер: 23кб.
Входимость: 1. Размер: 129кб.
Входимость: 1. Размер: 24кб.
Входимость: 1. Размер: 42кб.
Входимость: 1. Размер: 16кб.
Входимость: 1. Размер: 8кб.
Входимость: 1. Размер: 30кб.
Входимость: 1. Размер: 14кб.
Входимость: 1. Размер: 141кб.
Входимость: 1. Размер: 166кб.
Примерный текст на первых найденных страницах
Входимость: 5. Размер: 63кб.
Часть текста: years lived in an opulent hotel built in 1835, which still retains its nineteenth-century atmosphere. Their suite of rooms is on the sixth floor, overlooking Lake Geneva, and the sounds of the lake are audible through the open doors of their small balcony. Since Mr. Nabokov does not like to talk off the cuff (or "Off the Nabocuff," as he said) no tape recorder was used. Mr. Nabokov ei! ther wrote out his answers to the questions or dictated them to the interviewer; in some instances, notes from the conversation were later recast as formal questions-and-answers. The interviewer was Nabokov's student at Cornell University in 1954, and the references are to Literature 311-312 (MWF, 12), a course on the Masterpieces of European Fiction (Jane Austen, Gogol, Dickens, Flaubert, Tolstoy, Stevenson, Kafka, Joyce, and Proust). Its enrollment had reached four hundred by the time of Nabokov's resignation in 1959. The footnotes to the interview, except where indicated, are provided by the interviewer, Alfred Appel, Jr. For years bibliographers and literary journalists didn't know whether to group you under "Russian" or "American. "Now that you're living in Switzerland there seems to be complete agreement that you're American. Do you find this kind of distinction at all important regarding your identity as a writer? I have always maintained, even as a schoolboy in Russia, that the nationality of a worthwhile writer...
Входимость: 3. Размер: 29кб.
Часть текста: отмечал, что в романе В. Вульф «писатель как рассказчик объективных фактов... совершенно отсутствует» [1, с. 524]. В. Беньямин, в свою очередь, прототипом модернистского повествования называет стиль Н. Лескова, позволяющий автору исчезнуть в языковой субъективности [2]. Наиболее часто в эпоху «конца романа» [3], т. е. во время кризиса традиционной биографической основы жанра, в качестве повествующей инстанции используется субъективный, «фигуративный» нарратор. Кроме того, в литературе постсимволизма в связи с отказом от идеи автора-теурга усиливается тенденция «ненадежности» рассказчика. (Понятие «постсимволизм» разработано в трудах И. П. Смирнова [4], В. И. Тюпы [5].) Термин «ненадежный нарратор» был предложен У. Бутом для обозначения такого типа повествователя, который появляется в литературе ХХ в. в результате отказа от «всезнающего автора» [6]. В романах 1920-1930-х гг. присутствует несколько форм «ненадежности» информации. Например, утверждения повествователя могут не соответствовать друг другу. В «Зависти» Ю. Олеши последовательно даются две версии ареста...
Входимость: 2. Размер: 106кб.
Часть текста: вопросы, а рецензия на статью К. Р. Проффера — их приложение к наиболее в тот момент [95] актуальному и сложному тексту Набокова. В 1973 г. эта статья была отдана Карлу Профферу, редактору журнала «Russian Literature Triquarterly», но не появилась в книге под его редакцией [96] и долго не появлялась в журнале. В конце концов, лет через пять она (т. е. только первая ее половина) была напечатана в № 14, на котором стояла дата 1976, но реально он вышел значительно позже [97] — и напечатана в искаженном виде. Во-первых, анонимно, во-вторых — пропала вторая половина статьи [98] . Я написал язвительное (или, может быть, просто злобное) предисловие, в котором обвинил редактора во всех смертных грехах, включая плагиат [99] , и скандальное письмо, в котором грозил напечатать статью с этим предисловием [100] . Действия это не возымело, и вспоминая тогдашние почтовые «оказии» (а эта переписка была к тому же и небезопасной), я не могу быть уверен даже в том, получил ли мои послания адресат. Но что сейчас сводить счеты с покойным редактором журнала. Его безвременная смерть списала все подобные мелкие претензии, и я вспоминаю его только с сочувствием и скорбью. Статья так и лежала без дела (попытки напечатать ее по-русски встречали то простое возражение, что она уже наполовину напечатана и потому «для нашего журнала» интереса не представляет — возражение, естественно, приводившее меня в ярость). Единственное упоминание (и «атрибуция» анонимной работы) появились в статье Славы Паперно и...
Входимость: 2. Размер: 23кб.
Часть текста: , nos. 40-42, and finally in book form later that same year by Slovo in Berlin. An English version, translated by the author in collaboration with Michael Scammell, was published in 1964 by Putnam as The Defenestration . This edition is true to the original with the exception of two references to Zembla that the author, or the translator, or an unnamed editor, or an inattentive typesetter, chose to remove, or happened to remove inadvertantly, from Chapters Two and Five. Zashchita Luzhina is a book about chess, "a game of skill played by two persons, each having sixteen pieces to move in different ways, on a board divided into 64 squares, alternately light and dark." (I owe this pithy definition to Webster.) If the reader does not know, or has forgotten, the rules to the game, he or she is invited to consult one of the many pamphlets devoted to chess that must surely exist in every language written and read in the civilized world. The word chess derives from Middle English ches or chesse , thence from Old French eschec (francophones will hear here an echo of the French word for failure, a not irrelevant observation for the case under discussion), or echac ,2 thence from Persian shah , a king, the most important piece in the game. Luzhin, the eponymous hero, is our king: He remembered especially the time when he was quite small, playing all alone, and wrapping himself up in the tiger rug, to represent, rather forlornly, a king (p. 70, 4). (Indeed. A young and pretty princelet, I too played at...
Входимость: 1. Размер: 129кб.
Часть текста: словно водяной знак, отмечает все его произведения, но остается незамеченной читателями (РеС I, 348). Тема «потусторонности» {235} появляется у Набокова уже в 1919 году — в стихотворении «Еще безмолвствую — и крепну я в тиши» (СР 1, 496) и заканчивается только с последним стихотворением «Влюбленность» (1974), приписанном Вадиму Вадимовичу в романе «Смотри на арлекинов!» (СА 5, 120). {236} Наиболее явно эта тема выражена в стихотворении «Слава» (1942). В первой части стихотворения появляется некий призрак в духе произведений Гоголя, который говорит писателю, что он — изгой, у которого нет читателей и не будет бессмертной славы. Во второй части автор прогоняет это мучительное видение и утверждает, что счастлив, так как Совесть, «сонных мыслей и умыслов сводня, не затронула самого тайного». Эта тайна та-та, та-та-та-та, та-та, А точнее сказать я не вправе. Оттого так смешна мне пустая мечта О читателе, теле и славе. Поэт счастлив, несмотря ни на что, потому что «со мной моя тайна всечасно». Подставив буквы под звезды, он научился расшифровывать ночь и превозмогать себя. Стихотворение заканчивается так: Но однажды, пласты разуменья дробя, Углубляясь в свое ключевое, Я увидел, как в зеркале, мир, и себя, И другое, другое, другое. (СР 5, 422) По словам В. Е. Набоковой, этот секрет, который нельзя было никому открыть, давал Набокову «его невозмутимую жизнерадостность и ясность» (РеС I, 348) перед лицом многочисленных невзгод. Для пояснения своей...
Входимость: 1. Размер: 24кб.
Часть текста: и парадоксами со своими подобиями, эманациями и двойниками. Один из них — выдуманный поэт Кончеев в черном костюме и крахмальном воротничке типа «собачья радость» (читатель еще не ведает, что Федор принял за Кончеева молодого немецкого филистера — обман зрения! пародийная аберрация, которыми пестрят страницы «Дара»). Почти мимоходом, под глянцем трюизмов, Годунов-Чердынцев замечает: «…что у природы двоилось в глазах, когда она создавала нас (о, эта проклятая парность, от которой некуда деваться; лошадь-корова, кошка-собака, крыса-мышь, блоха-клоп), что симметричность в строении живых тел есть следствие мирового вращения (достаточно долго пущенный волчок начнет, быть может, жить, расти, размножаться), а что в порыве к асимметрии, неравенству, слышится мне вопль по настоящей свободе, желание вырваться из кольца…». [1] Едва ль нужны более веские доказательства отвращения, испытываемого Набоковым к институту тождеств и двойничеств, навязанному миметической традицией. Позднее эта ненависть, окрещенная «трансгрессией», станет лейтмотивом философской критики, сначала французской, а затем американской. В шестидесятые годы модернистский дискурс об истинности сменился постмодернистским дискурсом о различии. Текст (мир), понимаемый как идентификация и симметрия между «Я» и Другим, уступил место тексту, манифестируемому как различие между «Я» и бесконечно Иным, тексту, подчиненному асимметрии, афазии и амнезии. В середине шестидесятых Мишель Фуко провозгласил смерть субъекта в европейской метафизике, а немного позже...
Входимость: 1. Размер: 42кб.
Часть текста: V. Invitation to a Beheading. New York, 1989. Nabokov V. Strong Opinions. New York, 1973. Nabokov V. The Defense. New York, 1990. Общие работы Абрамова В. И. Мотив «невыразимого» в русской романтической картине мира: от В. А. Жуковского к К. К. Случевскому: дис. ... канд. филол. наук. м., 2007. Александров А. В. Русский романтический рассказ. Одесса, 2000. 144 с. Альбеткова Р. И. Фантастические образы в русском романтизме 30-х годов XIX века // Из истории русского романтизма: сб. статей. Вып. 1. Кемерово, 1971. С. 86-101. Асмус В. Ф. Музыкальная эстетика философского романтизма // Сов. Музыка. 1934. № 1. С. 51-61. Бахтин М. М. Проблемы поэтики Достоевского. М., 1972. 470 с. Берковский Н.Я. Романтизм в Германии. Л., 1973. 568 с. Берновская Н. М. образ чудака и проблема духовной утопии в истории немецкой литературы от Жан-Поля до Германа Гессе // вопросы литературы и стилистики германских языков. М., 1975. С. 27-76. Благой Д. Д. Литература и действительность. М., 1959. 516 с. Бухштаб Б. Я. Русские поэты. Л., 1970. 248 с. Ванслов В. В. Эстетика романтизма. М., 1966. 402 с. Васильев С. Ф. Русская романтическая проза: поэтика фантастического // Wiener...
Входимость: 1. Размер: 16кб.
Часть текста: a series of clever but clumsy titles for this chapter I settled on the pedestrian choice above. Engaging in verbal legerdemain while speaking of Nabokov is a perilous and perhaps foolhardy undertaking, given his own multilingual mastery over words--one might compare it to beginning a talk on Nijinsky by stepping from behind the lectern to attempt a jeté or two. While much, indeed too much, has been written about Nabokov's English novels, much less has been said about his earliest Russian fiction. It is to this I must now turn. My editor has chided me for diverging too frequently and too widely from my subject--but what is a life if not a series of diversions from some hidden, ineffable theme? Mashen'ka opens with the tongue-twisting name and patronymic of the protagonist Ganin, Lev Glebovich, which, complains the character Alferov, "iazyk vyzvikhnut' mozhno" (7). Instantly we are made aware of the potential treachery of words. With Alferov's statement a few paragraphs later that "vsiakoe imia obiazyvaet," we are also reminded of their power. The first stylistic glimmer of the mature Nabokov, which comes after the brief dialogue between Ganin and Alferov of which chapter one wholly consists, is the sequence "i bubliki, i brilliantin i prosto brillianty" (17-18) a harbinger of such later alliterative lists as "the brook and the boughs and the beauty of the Beyond" 1 and "glacial drifts, drumlins, and gremlins, and kremlins." 2 In the sentence "Tak meshalis' v nem chustvo chesti i chustvo zhalosti, otumanivaia tvorcheskie podvigi, na vsiakii trud, i prinimaiushchagosia za etot trud zhadno, s okhotoi, s radostnym namereniem vse odolet' i vsego dostich'," (33) we are struck by the phrase's musicality and especially by the...
Входимость: 1. Размер: 8кб.
Часть текста: with words began at a young age - he wrote his first poem at the age of 15. Before leaving the Tenishev school, he had privately published two books of poetry. By the time of his death in 1977, he had published 18 novels, eight books of short stories, along with seven books of poetry and nine plays. In his spare time (when he wasn't collecting, studying and writing about butterflies), Nabokov invented crosswords, translated texts as encompassing as "Alice in Wonderland," wrote academic papers and lectures, critical reviews, and nonfiction works. He also wrote a screenplay for the 1962 movie version of "Lolita," directed by Stanley Kubrick. In short, he was obsessed with words and was not intimidated by genre. He spent his working life trying to capture the perfect style and structure on the page, in the same way he netted a butterfly that fluttered in his path. Nabokov, known as VN, first gained acclaim in Berlin, writing in his native Russian language and developing a following with fellow émigrés. In 1923, shortly after his graduation from Cambridge, Nabokov was busy with work - he published four plays (including...
Входимость: 1. Размер: 30кб.
Часть текста: и щиты 30-летней давности. Обидевшись, я перечитал “Лолиту” — и обнаружил в ней поразительный арсенал средств для артикуляции моего смутного недоверия к афере Дютру. Пиши Набоков “Лолиту” сегодня, Долорес Гейз и ее товарки по семейству нимфеток не только бегали бы по парку или играли в теннис, но, несомненно, катались бы на скейт-бордах, на этих уютных челноках- челенджерах, на этих маленьких челенджах-пощечинах скоростным вкусам большого города, на этих лодках одиночества, этих крошечных мустангах, колыбельках трения, на этих мини-локомотивах, на которых одновременно стоишь и мчишься прямиком на Дикий Запад. Папа-Гумочка заботливо кричал бы, перемешивая, как всегда, свой переведенный на русский английский с оставленным непереведенным, как бы неконвертируемым, французским, этим знаком Старого Света и старорежимного стыдливого либертинажа: “Лола! Ты забыла proteges-tibias^! Protege-тебя!” Чтобы сойти за правдоподобного папу 90-х годов, Гумберт должен был бы защищать- оберегать свою дочку-наложницу не только от прыщавых одноклассников, но и от неловкого падения со скейт-борда (этого чемпиона детского травматизма), наркотиков, спида, повседневной делинквентности, феминистского террора и, конечно, от рыщущих вокруг педофилов. Лола и Гума 90-х годов были бы погружены в атмосферу тотальной протективности- презервативности. Как уберечь всех от...