Владимир Набоков: Поиск по текстам произведений автора и критике. Cлово "OTHERWORLD". Классическая русская литература.

Примерный текст на первых найденных страницах

Входимость: 4. Размер: 83кб.

Часть текста: ночь, которая «перепутала, как на негативе, взаимную связь темных и светлых мест», лейтмотивом проходящая через «Дар», — вот промежуточная среда набоковских героев. Черные и белые пятна, создающие палитру этой ночи, отчетливо различимы в «Даре». Метафизическая игра — игра, обычная для Набокова, возникает из их движения. «Черное» — «камера обскура», темница земного существования, конечность «смертной мысли». «Белое» — то, что за чертой сознания, невидимое, непредставимое, белый след на белой бумаге. Но вот они вступают в нестойкие соединения, и возникает «чистая чернота» — опасная грань реальности: сны, бред, творческие видения, в которых человеческая мысль как бы заглядывает за свой предел, очищается, обретает знак совершенства, — и вторящие этой «чистой черноте» подобия оксюморонов: «стеклянная тьма», «темная бледность»: тут как будто снимается прежняя оппозиция, смещается ракурс черно-белой темы. И вот одно из ее афористических разрешений: «Гений — это негр, который во сне видит снег» [565] . Вращаясь по мотивным траекториям романа (вспомним здесь: по мнению рецензента, история предстала у Годунова-Чердынцева «вращением каких-то пестрых пятен»), черное пятно сгустилось в вывеску подвальной угольни, в угольный грузовик, в негритянку на карте. Доросло до человека. Возник Чернышевский — черное пятно, движущееся по цветовому узору книги. Внутренняя форма фамилии в некотором смысле отделилась от персонажа, обрела самостоятельную жизнь. Зина назвала его «Чернышом», Григорович в «Школе гостеприимства» — «литератором Чернушиным», Достоевский — «сердцем черноты». Черная фигура пошла по шахматному полю. Вокруг нее затолпились белые. Появился Белинский, неожиданно связанный с...

Входимость: 2. Размер: 90кб.

Часть текста: треугольник явно выходит на первый план, однако его характер совсем иной, чем в романе «Машенька», так как объект влечения «главного героя» не невинная молодая девушка, обитающая в лабиринте памяти, а супруга его дяди. Как в романе «Камера обскура», «Лолита» и др., именно любовный треугольник выполняет сюжетообразующую функцию; кажется, автор одержим этой идеей. Особая роль, выполняемая в романе «тетей», налицо в «Защите Лужина», где тетя способствует развитию в еще маленьком Лужине смертоносной страсти к шахматам, на которую можно смотреть как на патологическую или роковую. Согласно теории В. Александрова, шахматы связаны с моментом епифании космического рода. [1] Классические традиции в построении романа о прелюбодеянии Набоков строго соблюдает. Как у многих других мастеров этого жанра, в частности, — у Толстого в «Анне Карениной», развязка включает смерть главной героини. [2] В соответствии с идеями Толстого, телесная любовь ведет к катастрофе. Толстовские реминисценции как в «Камере обскура», [3] так и в «Короле, даме, валете» читатель найдет в изобилии. Любовь здесь — губительная, страсть — преимущественно телесная. Она разрушительна и для Марты, и для Франца, и для Драйера. Мотив транспорта, как и в других произведениях Набокова, занимает особое место в романе...

Входимость: 2. Размер: 33кб.

Часть текста: огромное, сложнейшее в русской литературе явление, и нитей от него исходит множество: есть, между прочим, среди них и нить „безумная“ <…>. Мне кажется, что Сирин продолжает именно „безумную“, холостую, холодную гоголевскую линию, до него подхваченную Сологубом. От „Отчаяния“ до „Мелкого беса“ расстояние вовсе не велико — если только сделать поправку на разницу в эпохе, в среде и культуре… Мне именно потому „Отчаяние“ и представляется вершиной сиринских писаний, что в нем Сирин становится, наконец, самим собой, то есть человеком, полностью живущим в каком-то диком и страшном мире одинокого и замкнутого воображения, без выхода куда бы то ни было, без связи с чем бы то ни было». [1] Адамович невысоко оценивал знаменитый роман Сологуба: «тяжелая, механическая и поистине больная выдумка». [2] Идея родства прозвучала скорее приговором молодому писателю, которого критик обвинил в метафизической посредственности и слепоте, нежели попыткой объективно проследить истоки его художественного мира. Вместе с тем проблема соотнесения «Отчаяния» и «Мелкого беса», безусловно, имеет право на существование и может быть представлена в двух аспектах: в аспекте восприятия Набоковым сологубовской традиции и шире — традиции русского символизма — и в аспекте воспроизведения сологубовского романа в тексте «Отчаяния». Известно, что Набоков отзывался о Сологубе как об «очень маленьком писателе, к которому Англия и Америка испытывают столь неизъяснимое пристрастие». [3] Можем ли мы говорить о близости картины мира и поэтики писателей? Пожалуй, лишь на самом общем уровне — на уровне близости Набокову художественной системы символизма в целом. [4] Представляется, что Набоков унаследовал от символизма модель двоемирия, тяготеющую к...

Входимость: 2. Размер: 49кб.

Часть текста: на его прозу (хотя зависимость ранних стихотворений Сирина от символистов ни у кого не вызывала сомнения). [3] Возможно, причиной тому была судьба самого символистского течения: достигнув своей вершины к 1910 году, оно постепенно стало уступать свое место (по крайней мере в глазах критики) другим направлениям — акмеизму и футуризму. Основные достижения символистов — Блока, Белого, Вяч. Иванова — были еще впереди, но в сознании современников эти произведения уже не связывались с символизмом как литературным течением. Разочаровавшая реальность революции, ожиданием которой была проникнута вся русская культура начала века, заставила некоторых представителей эмиграции отвергнуть период предреволюционного творчества в целом. В поисках иного, нереволюционного пути спасения России литературная эмиграция обратилась к классическим истокам русской духовности. Возможно, что именно переоценка завоеваний и открытий русского символизма не позволяла многим критикам понять и принять творчество Сирина. Яркими исключениями на этом фоне являются лишь В. Ходасевич и Г. Струве. Струве первым сознательно подчеркнул, сколь многим проза Сирина обязана поэтике Андрея Белого, особенно в использовании...

Входимость: 1. Размер: 67кб.

Часть текста: которая отделяет его от таких гнусных и патологических историй. Однако в “Лолите” тот же самый сюжет послужил средством выражения наиболее зрелых мыслей Набокова об искусстве и художнике. Несмотря на то, что Набоков ранее использовал сюжет о влечении героя к девочке-подростку в написанной по-русски повести “Волшебник”, которая была обнаружена в архиве писателя и опубликована сравнительно недавно [1], данное произведение представляет интерес прежде всего как черновой набросок “Лолиты”. Возможно, только после того, как Набоков смог соединить ипостаси художника и извращенца в одном герое (иными словами, когда история о растлителе ребенка превратилась в портрет художника и творческого процесса), эта история приобрела совершенно иной масштаб. Но зачем понадобился такой синтез? В “Даре” Набоков приложил все усилия для того, чтобы его герой-поэт в сексуальной жизни остался образцом добродетели, совершенно незапятнанным окружающей его пошлостью. Из послесловия к “Лолите” явствует, что Набоков здесь, как всегда, выступает последовательным сторонником идеи произведения искусства как источника “эстетического наслаждения”. Но почему читатель должен получать “эстетическоe наслаждение” от этой ужасной истории? Не проще ли было достигнуть той же цели, обратившись, например, к темам охоты за бабочками или счастливого детства? Ведь, скажем, бунинские идиллические воспоминания юности рождают чувство глубокого эстетического наслаждения. Ранняя набоковская эстетика автономного и свободного поэтического “я” была тесно связана с его эмиграцией: художник, обладавший по-настоящему мощным самосознанием, может сотворить самого себя в своем искусстве. На...

Входимость: 1. Размер: 54кб.

Часть текста: Этот взгляд большинство критиков, хотя часто и неявно, приписывают и самому Набокову. Таким образом, Набокова сегодня преимущественно считают талантливым мастером, создающим крайне замкнутые в себе произведения, только косвенно связанные с «реальным» миром, теодицеей, или другими «проклятыми вопросами», которые особенно волновали великих русских писателей девятнадцатого века. Этот подход верен и полезен только до определенной степени. Нельзя отрицать, что на нем основано множество очень содержательных критических работ, описывающих и каталогизирующих формальные приемы, литературные аллюзии и стилистические черты произведений Набокова. Впрочем, в этом подходе есть один важный недостаток: он пренебрегает тем, что можно назвать основным метафизическим руслом набоковской концепции искусства и действительности [215] . Вера Набокова в своем послесловии к посмертному сборнику русских стихов мужа, опубликованному в 1979 году, первая; недвусмысленно назвала незамеченную критиками «главную тему Набокова». Она объяснила, что Набоков использовал понятие «потусторонности», чтобы определить «тайну, которую носит в душе и выдать которую не должен и не может». Этой...

Входимость: 1. Размер: 74кб.

Часть текста: где сходится все, все». [2] Написанный в эпоху крайней сосредоточенности на понятии границ (по Версальскому договору было создано девять новых независимых государств и изменены границы ряда других), последний роман Набокова открыто обращен к вопросам, касающимся его самого и других изгнанников. Выброшенным за пределы своей родины, изгнанникам к тому же приходилось примириться с ограниченными возможностями передвижения по Европе. Можно сказать, что для эмигрантов двадцатых и тридцатых годов границы представляли собой неотъемлемую черту действительности. [3] А все-таки что такое граница? Для Пушкина слово «граница» особенно значимо — и это неудивительно, ведь ему никогда не удалось пересечь границу своей страны. [4] Зарубежье было для него недостижимой потусторонностью. Однако, несмотря на русскую завороженность концепцией границы, начиная, допустим, со времен Ивана Третьего, всегда существовала и противоположная тенденция, связанная со стремлением подрывать и даже отвергать границы всех типов. Склонность эту демонстрирует гоголевский Ноздрев в знаменитом эпизоде, в котором он показывает Чичикову свои имения: «— Вот граница! <…> Все что ни видишь по эту сторону, все это мое, и даже по ту сторону, весь этот лес, который вон синеет, и все, что за лесом, все мое». [5] Это «все» показательно, ибо граница теряет не только специфическое значение как предел имения, но и общее значение отделения чего бы то ни было от чего-нибудь другого. Быть может, жест Ноздрева — знак широты русского духа, как сказал бы Дмитрий Карамазов, но этот жест также выражает определенный взгляд на мир. Достоевский несомненно учитывает эту...

Входимость: 1. Размер: 27кб.

Часть текста: в работе: Ильин И. П. Интертекстуальность // Современное зарубежное литературоведение (страны западной Европы и США): концепции, школы, термины. Энциклопедический справочник. М., 1996. С. 215-221. 3 Фоменко И. В. Цитата // Русская словесность. 1998. № 1. С. 73. 4 Евсеев А. С. Основы теории аллюзии (на материале русского языка). Диссерт. на соиск. уч. ст. к. филол. н. М., 1990. С. 135. 5 Евсеев А. С. Там же. С. 136. 6 Машкова Л. А. Литературная аллюзия как предмет филологической герменевтики. Диссерт. на соиск. уч. ст. к. филол. н. М., 1989. С. 50. 7 Бухаркин П. Е. О функции цитаты в повествовательной прозе // Вестник Ленингр. ун-та. 1990. Сер. 2. Вып. 3. С. 29. 8 Davydov Sergej. ‘Teksty-Matreshki’ Vladimira Nabokova. Munchen, 1982. 9 Мулярчик А. С. Набоков и «набоковианцы» // Вопросы литературы. 1994. Вып. 3. С. 125169. 10 Липовецкий М. Н. Из предыстории русского постмодернизма (метапроза Владимира Набокова) // Липовецкий М. Н. Русский постмодернизм: Очерки исторической поэтики. Екатеринбург, 1997.С. 44-106. 11 Кучина Т. Г. Творчество В. Набокова в зарубежном литературоведении. Диссерт. на соиск. уч. ст. к. филол. н. М., 1996. С. 67. 12 Анастасьев Н. А. Феномен Набокова. М., 1992; Анастасьев Н. А. Владимир Набоков. Одинокий король. М., 2002. 13 Стеценко В. С. Насмешливый мираж: Набоков - Достоевский - Пушкин (на материале романа «Отчаяние») // Язык. Культура. Методика: Сб. статей. Луганск, 1996. С. 128-129. 14 Ильин С. А., Шапкин А. А. Набоков и Тургенев: Интертекстуальные связи (на материале повестей «Ася», «Вешние воды» и романа «Машенька») // Язык. Культура. Методика: Сб. статей. Луганск, 1996. С. 112-123. 15 Грачев А. П. ...

Входимость: 1. Размер: 83кб.

Часть текста: англ. Г.Барабтарло при участии В.Е. Набоковой // Иностранная литература. -1989. № 2. - С. 3 - 87. 6. Набоков, В. Пнин / Пер. с англ. С. Ильина // В. Набоков. Bend Sinister: Романы.- СПб.: Северо-Запад, 1993. С. 158 - 301. 7. Набоков, В. Быль и убыль: Рассказы / Пер. с англ. Г.Барабтарло. СПб.: Амфора, 2001.-302с. 8. Набоков, В. Рассказы / Пер. с англ. С. Ильина // В.В. Набоков. Американский период. Собрание сочинений. В 5 томах. СПб.: Симпозиум, 1999. - Т. Ш. - С.175 -293. 9. Набоков, В. Со дна коробки: Рассказы /Пер. с англ. Д.Чекалова. М.: Независимая Газета, 2001. -192 с. 10. Набоков, В. Забытый поэт: Рассказ /Пер. с англ. ШБреус // Книжное обозрение.- 1988. 2 сентября. - № 36. - С. 8 - 9. 11. Набоков, В. Условные знаки: Рассказ /Пер. с англ. и предисл. В.Харитонова 12. Литературная Россия. -1988. 25 ноября. - № 347. - С. 23. 13. Набоков, В. «Что как-то раз в Алеппо.»: Рассказ /Пер. с англ. и предисл. М.Мейлаха // Родник. -1988. № 11. - С. 18 - 22. 14. Набоков, В. Как-то раз в Алеппо.: Рассказ / Пер. с англ. А.Колотова // Простор. -1991.-№ 4.-С. 32-37. 15. Набоков, В. Второй режиссер: Рассказ /Пер. с англ. И.Бернштейн // Иностранная литература. -1993....

Входимость: 1. Размер: 71кб.

Часть текста: Большой по объему, с демонстративно ослабленным сюжетом, он внезапно обрывается у порога главного действия, заявленного в заглавии. Подвиг героя остается за пределами произведения. Повествование трансформируется в предисловие, содержащее некоторые элементы развязки («Надо быть храброй, – тихо сказала самой себе Софья Дмитриевна (мать героя. – Н. Б.), – надо быть храброй. Ведь бывают чудеса. Надо только верить и ждать»), иначе говоря, становится рамкой главного текста, на самом деле выпущенного. Роман структурно воплощает фигуру умолчания и прочитывается как аллюзия на стихотворение Ф. Тютчева «Silentium!» [171]. Примечательна и календарная деталь: стихотворение написано в 1830 году, ровно за сто лет до «Подвига», и, таким образом, условно параллельно ему во времени (о приеме биографического параллелизма см. ниже). Тематическая перекличка двух произведений очевидна. Состояние, в котором пребывает главный герой, Мартын, «блаженство духовного одиночества», погруженность в себя, в свои предчувствия, мечты, воспоминания, прочитывается как романное воплощение тютчевских деклараций: «Лишь жить в самом себе умей. / Есть целый мир в душе твоей…» – и утверждается как единственная форма духовной жизни личности, скрытая завесой тайны. В романе ей противопоставлена деятельность общественная, где знание разделено группой, а поступок одного подчинен общей цели. Общественная мера понимания – норма – не позволяет постичь индивидуума, в...

Поиск по творчеству и критикеCлово "OTHERWORLD"

Поиск по творчеству и критике
Cлово "OTHERWORLD"