Владимир Набоков: Поиск по текстам произведений автора и критике. Cлово "THEATRE". Классическая русская литература.

Примерный текст на первых найденных страницах

Входимость: 25. Размер: 59кб.

Часть текста: were composed for a course on drama that Nabokov gave at Stanford during the summer of 1941. We had arrived in America in May of 1940; except for some brief guest appearances, this was Father's first lecturing engagement at an American university. The Stanford course also included a discussion of some American plays, a survey of Soviet theatre, and an analysis of commentary on drama by several American critics. The two lectures presented here have been selected to accompany Nabokov's plays because they embody, in concentrated form, many of his principal guidelines for writing, reading, and performing plays. The reader is urged to bear in mind, however, that, later in life, Father might have expressed certain thoughts differently. The lectures were partly in typescript and partly in manuscript, replete with Nabokov's corrections, additions, deletions, occasional slips of the pen, and references to previous and subsequent installments of the course. I have limited myself to what editing seemed necessary for the presentation of the lectures in essay form. If Nabokov had been alive, he might perhaps have performed more radical surgery. He might also have added that the gruesome throes of realistic suicide he finds unacceptable onstage (in "The Tragedy of Tragedy") are now everyday fare on kiddies' TV, while "adult" entertainment has long since outdone all the goriness of the Grand Guignol. He might have observed that the aberrations of theatrical method wherein the illusion of a barrier between stage and audience is shattered - a phenomenon he considered "freakish" - are now commonplace: actors wander and mix; the audience is invited to participate; it is then applauded by the players in a curious reversal of roles made chic by Soviet performers ordered to emulate the mise-en-sce´ne of party congresses; and the term "happening" has already managed to grow obsolescent. He might have...

Входимость: 3. Размер: 27кб.

Часть текста: Pro et contra. СПб.: Издательство Русского Христианского гуманитарного института, 1997. С. 741–750. Переписка с сестрой. Ann Arbor: Ardis, 1985. Произведения Набокова, изданные на английском языке: The Annotated Lolita / Edited, with a preface, introduction, and notes by Alfred Appel, Jr. New York: McGraw-Hill, 1970. Appendix One: Abram Gannibal. // Eugene Onegin, by Aleksandr Pushkin. Revised edition. Translated with a commentary by Vladimir Nabokov. Four volumes. Princeton: Princeton University Press, 1975. Vol. 3. P. 387–447. The Circle // Nabokov F. A Russian Beauty and Other Stories. New York: McGraw-Hill, 1973. P. 253–268. Conclusive Evidence: A Memoir. New York: Harper and Row, 1951. The Creative Writer // Bulletin of the New England Modern Language Association. 1942. 4. N 1. P. 21–29. Foreword // Nabokov V. Despair. New York: Putnam's, 1965. P. 7–10. Lectures on Don Quixote / Ed. by Fredson Bowers. New York: Harcourt Brace Jovanovich / Bruccoli Clark, 1983. Lectures on Literature / Ed. by Fredson Bowers. New York: Harcourt Brace Jovanovich / Bruccoli Clark, 1980. Lectures on Russian Literature / Ed. by Fredson Bowers. New York: Harcourt Brace Jovanovich / Bruccoli Clark, 1981. Lolita: A Screenplay. New York: McGraw-Hill, 1974. The Nabokov — Wilson Letters: Correspondence between Vladimir Nabоkov and Edmund Wilson, 1940–1971 / Ed., annotated, and introduced by Simon Karlinsky. New York: Harper and Row, 1979. Poems and Problems. New York: McGraw-Hill, 1970. Prof. Woodbridge in an Essay on Nature Postulates the Reality of the World // New York Sun, 1940, 15, 10 December. Speak, Memory: An Autobiography Revisited. New York: Putnam's, 1966. Strong Opinions. New York: McGraw-Hill, 1973. The Tragedy of Tragedy // Nabokov V. The Man From the U. S. S. R. and Other Plays / Ed. by Dmitri Nabokov. New York: Harcourt Brace Jovanovich / Bruccoli Clark, 1984. P. 323–432. II Abrams M. H. ...

Входимость: 2. Размер: 25кб.

Часть текста: первая, всего в 61 строку, драма Набокова «Весной» («нечто лирическое в одном действии»), которая была написана в 1918 г. в Крыму (Б01. С. 172). За двадцатилетие с 1923 по 1942 г. Набоков опубликовал в периодических изданиях Берлина, Парижа и Нью-Йорка шесть пьес, драматический монолог, первое действие драмы «Человек из СССР» и заключительную сцену к пушкинской «Русалке». При жизни Набокова пьесы не переиздавались. Самое крупное произведение, «Трагедия господина Морна», а также полный текст «Человека из СССР» (в английском переводе) увидели свет только после смерти автора. Набоков издал в США лишь одну свою пьесу — «Изобретение Вальса», переведенную на английский язык сыном писателя Д. В. Набоковым в 1964 г. (V. Nabokov. The Waltz Invention. N. Y.: Phaedra, 1966). Другие пьесы в переводе Д. В. Набокова составили книгу: V. Nabokov. The Man from the USSR and Other Plays. San Diego; New York; London: Broccoli Clark / Harcourt Brace Jovanovich, 1984, в которую вошли «Человек из СССР», «Событие», «Полюс» и...

Входимость: 2. Размер: 54кб.

Часть текста: milk bar I visited a moment ago? It was, of all things, The Frigid Queen. Smiling a little sadly, I dubbed her My Frigid Princess. She did not see the wistful joke. Oh, d not scowl at me, reader, I do not intend to convey the impressin that I did not manage to be happy. Readeer must understand that in the possession and thralldom of a nymphet the enchanted traveler stands, as it were, beyond happiness. For there is no other bliss on earth comparable to that of fondling a nymphet. It is hors concours , that bliss, it belongs to another class, another plane of sensitivity. Despite our tiffs, despite her nastiness, despite all the fuss and faces she made, and the vulgarity, and the danger, and the horrible hopelessness of it all, I still dwelled deep in my elected paradisea paradise whose skies were the color of hell-flamesbut still a paradise. The able psychiatrist who studies my caseand whom by now Dr. Humbert has plunged, I trust, into a state of leporine fascinationis no doubt anxious to have me take Lolita to the seaside and have me find there, at last, the “gratification” of a lifetime urge, and release from the “subconscious” obsession of an incomplete childhood romance with the initial little Miss Lee. Well, comrade, let me tell you that I did look for a beach, though I also have to confess that by the time we reached its mirage of gray water, so many delights had already been granted me by my traveling companion that the...

Входимость: 2. Размер: 78кб.

Часть текста: книгам Набоков вполне откровенно говорил о весьма многих своих ясно выраженных литературных симпатиях и не менее определенных, но куда более многочисленных антипатиях. В своих произведениях он также отзывался, нередко пародийно или даже сатирически, на многие явления русской и мировой культуры. И насколько мне известно, за вычетом лаконичных и двусмысленных высказываний о Пушкине и Гоголе, он не признавал ничьего влияния и всегда протестовал, когда над его головой поднимали знамена с чужими именами. {218} Такая установка была частью его общественного лица. Но в частной переписке маска спадает. Я имею в виду одно письмо (1949 года) Эдмунду Уилсону, в котором Набоков возражает против явно некомпетентного высказывания своего адресата, будто после 1905 года русская литература вступила в полосу упадка. «Упадок русской литературы периодов 1905–1917 годов, — пишет он, — есть советская выдумка. Блок, Белый, Бунин, да и другие пишут лучшие свои вещи. И никогда — даже во времена Пушкина — не была поэзия так популярна. Я рожден этой эпохой, я вырос в этой атмосфере» (курсив мой. — В. А. ). {219} Это весьма Красноречивое высказывание, из него явствует, что своей колыбелью Набоков считал так называемый русский Серебряный век. {220} Но что Именно в этом многоцветном феномене было Набокову особенно близко? Знаменательно, конечно, то, что Набоков называет двух символистов — Блока и Белого. Но ведь ...

Входимость: 2. Размер: 52кб.

Часть текста: night at Chestnut Court; definitely waking up at four in the morning, I ascertained that Lo was still sound asleep (mouth open, in a kind of dull amazement at the curiously inane life we all had rigged up for her) and satisfied myself that the precious contents of the “luizetta” were safe. There, snugly wrapped in a white woolen scarf, lay a pocket automatic: caliber. 32, capacity of magazine 8 cartridges, length a little under one ninth of Lolita’s length, stock checked walnut, finish full blued. I had inherited it from the late Harold Haze, with a 1938 catalog which cheerily said in part: “Particularly well adapted for use in the home and car as well as on the person.” There it lay, ready for instant service on the person or persons, loaded and fully cocked with the slide lock in safety position, thus precluding any accidental discharge. We must remember that a pistol is the Freudian symbol of the Ur-father’s central forelimb. I was now glad I had it with meand even more glad that I had learned to use it two years before, in the pine forest around my and Charlotte’s glass lake. Farlow, with whom I had roamed those remote woods, was an admirable marksman, and with his. 38 actually managed to hit a hummingbird, though I must say not much of it could be retrieved for proofonly a little iridescent fluff. A burley ex-policeman called Krestovski, who in the twenties had shot and killed two escaped convicts, joined us and bagged a tiny woodpeckercompletely out of season, incidentally. Between those two sportsmen I of course was a novice and kept missing everything, though I did ...

Входимость: 2. Размер: 57кб.

Часть текста: on coincidence and chance resemblance. Soyons logiques , crowed the cocky Gallic part of my brainand proceeded to rout the notion of a Lolita-maddened salesman or comedy gangster, with stooges, persecuting me, and hoaxing me, and otherwise taking riotous advantage of my strange relations with the law. I remember humming my panic away. I remember evolving even an explanation of the “Birdsley” telephone call… But if I could dismiss Trapp, as I had dismissed my convulsions on the lawn at Champion, I could do nothing with the anguish of knowing Lolita to be so tantalizingly, so miserably unattainable and beloved on the very even of a new era, when my alembics told me she should stop being a nymphet, stop torturing me. An additional, abominable, and perfectly gratuitous worry was lovingly prepared for me in Elphinstone. Lo had been dull and silent during the last laptwo hundred mountainous miles uncontaminated by smoke-gray sleuths or zigzagging zanies. She hardly glanced at the famous, oddly shaped, splendidly flushed rock which jutted above the...

Входимость: 2. Размер: 59кб.

Часть текста: than my aging mistress, had obviously long ceased to be a nymphet, if she ever had been one. Eva Rosen, a displaced little person from France, was on the other hand a good example of a not strikingly beautiful child revealing to the perspicacious amateur some of the basic elements of nymphet charm, such as a perfect pubescent figure and lingering eyes and high cheekbones. Her glossy copper hair had Lolita’s silkiness, and the features of her delicate milky-white face with pink lips and silverfish eyelashes were less foxy than those of her likesthe great clan of intra-racial redheads; nor did she sport their green uniform but wore, as I remember her, a lot of black or cherry darka very smart black pullover, for instance, and high-heeled black shoes, and garnet-red fingernail polish. I spoke French to her (much to Lo’s disgust). The child’s tonalities were still admirably pure, but for school words and play words she resorted to current American and then a slight Brooklyn accent would crop up in her speech, which was amusing in a little Parisian who went to a select New England school with phoney British aspirations. Unfortunately, despite “that French kid’s uncle” being “a millionaire,” Lo dropped Eva for some reason before I had had time to enjoy in my modest way her fragrant presence in the Humbert open house. The reader knows what importance I attached to having a bevy of page girls, consolation prize nymphets, around my Lolita. For a while, I endeavored to interest my senses in Mona Dahl who was a good deal around, especially during the spring term when Lo and she got so enthusiastic about dramatics. I have often wondered what secrets outrageously treacherous Dolores Haze had imparted to Mona while...

Входимость: 1. Размер: 35кб.

Часть текста: Когда мы говорим об абсурде, то почти всегда на первых порах думаем о философском абсурде, корни которого уходят довольно далеко, к проявлениям кризиса мысли в XIX веке (А. Шопенгауэр, Ф. Ницше), и который нас приводит прежде всего к А. Камю. Камю видит абсурд в трагической связи, которая соединяет человека с миром, остающимся для него непонятным и противопоставляющим ему "бессмысленное молчание" Бога (см. "Миф о Сизифе"; 1942). Это составляет, безусловно, одну из основ абсурда - такого, каким он отражается в литературе XX века после кризиса исторического авангарда и, в частности, в "театре абсурда"[478]. У Хармса это проявляется совершенно очевидным образом: во всех его прозаических текстах 1930-х годов тем или иным способом всплывает чувство разрыва между героем и миром - разрыва, великолепно выраженного в следующих двух фразах: "Я мир. А мир не я" ("Мыр")[479]. Тем не менее если оно и является обязательным, то этого измерения далеко не достаточно для того, чтобы определить литературное произведение, обладающее вышеуказанными параметрами, как абсурдное. Более того, нельзя забывать вторую фазу процесса, описанного...

Входимость: 1. Размер: 138кб.

Часть текста: легонькая, под глазами синева, — и конечно на старого хрыча не смотрит. Что делать? И вот, недолго думая, он, видите ли, на вдовице женится. Хорошо-с. Вот, зажили втроем. Тут можно без конца описывать — соблазн, вечную пыточку, зуд, безумную надежду. И в общем — просчет. Время бежит-летит, он стареет, она расцветает — и ни черта. Пройдет, бывало, рядом, обожжет презрительным взглядом. А? Чувствуете трагедию Достоевского? Эта история, видите ли, произошла с одним моим большим приятелем, в некотором царстве, в некотором самоварстве, во времена царя Гороха. Каково?" — и Борис Иванович, обратя в сторону темные глаза, надул губы и издал меланхолический лопающийся звук {1}. Из-за этого Бориса и трагедии Достоевского я нахожу эксцентричное описание генезиса лучшего набоковского романа самим автором намеренно сбивающим с толку. Он пишет: Первая маленькая пульсация «Лолиты» пробежала во мне в конце 1939-го или в начале 1940-го года в Париже на рю Буало, в то время как меня пригвоздил к постели серьезный приступ межреберной невралгии. Насколько помню, начальный озноб вдохновения был каким-то образом связан с газетной статейкой об обезьяне в парижском зоопарке… {2} Разумеется, в данном случае не суть...

Поиск по творчеству и критикеCлово "THEATRE"

Поиск по творчеству и критике
Cлово "THEATRE"