Владимир Набоков: Поиск по текстам произведений автора и критике. Cлово "ALBUM". Классическая русская литература.

Примерный текст на первых найденных страницах

Входимость: 5. Размер: 54кб.

Часть текста: love a woman the easier 'tis to be liked by her, and thus more surely we undo her 4 among bewitching toils. Time was when cool debauch was lauded as the art of love, trumpeting everywhere about itself, 8 taking its pleasure without loving. But that grand game is worthy of old sapajous of our forefathers' vaunted times; 12 the fame of Lovelaces has faded with the fame of red heels and of majestic periwigs. VIII Who does not find it tedious to dissemble; diversely to repeat the same; try gravely to convince one 4 of what all have been long convinced; to hear the same objections, annihilate the prejudices which never had and hasn't 8 a little girl of thirteen years! Who will not grow weary of threats, entreaties, vows, feigned fear, notes running to six pages, 12 betrayals, gossiping, rings, tears, surveillances of aunts, of mothers, and the onerous friendship of husbands! IX Exactly thus my Eugene thought. In his first youth he had been victim of tempestuous errings 4 and of unbridled passions. Spoiled by a habitude of life, with one thing for a while enchanted, disenchanted with another, 8 irked slowly by desire, irked, too, by volatile success, hearkening in the hubbub and the hush to the eternal mutter of his soul, 12 smothering yawns with laughter: this was the way he killed eight years, having lost life's best bloom. X With belles no longer did he fall in love, but dangled after them just anyhow; when they refused, he solaced in a twinkle; 4...

Входимость: 4. Размер: 80кб.

Часть текста: (далее – УП ), написанная Владимиром Набоковым в Берлине в декабре 1926 года, вскоре после завершения первого романа «Машенька», и опубликованная в лучшем эмигрантском журнале «Современные записки» [21], примечательна и как набоковский эксперимент с онегинской строфой, и как его попытка внести свой вклад в богатую онегинскую традицию. Из ряда критических отзывов, в общем, скорее, поверхностно‑восторженных (уничижительная оценка принадлежала Георгию Иванову, назвавшему поэму «гимназической», написанной «вялыми ямбами, лишенными всякого чувства стиха» [22]), своей основательностью выделяется замечание Михаила Кантора: Большая (ок. 900 стихов) «Университетская поэма» Сирина – произведение виртуоза. Но есть литературные формы, окончательно себя исчерпавшие: к ним принадлежит стихотворная повесть, достигшая своего апогея в первой трети XIX века. Всякая попытка оживить этот жанр неизбежно отдает стилизацией, а в худшем случае пародией....

Входимость: 3. Размер: 38кб.

Часть текста: 1921 года БАБИКОВ А. А. ВОЗДУШНЫЕ ПУТИ ВЛАДИМИРА НАБОКОВА Неизвестная поэма 1921 года Несмотря на многолетнюю архивную работу исследователей, в таблице набоковских писательских элементов по-прежнему зияет немало пробелов, заполнение которых позволит прояснить этапы его творческой эволюции, истоки и метаморфозы замыслов, соотношение ведущих тем и мотивов его сочинений в самых разных жанрах, степень его самостоятельности при их выборе. Некоторые такие пробелы в казалось бы хорошо изученной истории раннего Сирина, относящиеся к кембриджско-берлинскому периоду (1919-1923), неожиданно оказываются весьма значительными, как, например, в случае недавно опубликованной нами большой поэмы «Солнечный сон» (февраль 1923 года), послужившей предварительным приближением Набокова к замыслу его первого по-настоящему удачного крупного произведения, стихотворной «Трагедии господина Морна» (окончена в январе 1924 года), и проложившей начальные пути к его первому значительному роману «Защита Лужина» [1] ; другие неизвестные вещи если и не символизируют начало нового этапа его творчества, то показывают недооцененную исследователями интенсивность его поисков оригинальной поэтики внутри этих периодов. К таким выпавшим из творческой биографии Набокова сочинениям относится эпикурейская...

Входимость: 3. Размер: 53кб.

Часть текста: thorns. 2 I was born in 1910, in Paris. My father was a gentle, easy-going person, a salad of racial genes: a Swiss citizen, of mixed French and Austrian descent, with a dash of the Danube in his veins. I am going to pass around in a minute some lovely, glossy-blue picture-postcards. He owned a luxurious hotel on the Riviera. His father and two grandfathers had sold wine, jewels and silk, respectively. At thirty he married an English girl, daughter of Jerome Dunn, the alpinist, and granddaughter of two Dorset parsons, experts in obscure subjectspaleopedology and Aeolian harps, respectively. My very photogenic mother died in a freak accident (picnic, lightning) when I was three, and, save for a pocket of warmth in the darkest past, nothing of her subsists within the hollows and dells of memory, over which, if you can still stand my style (I am writing under observation), the sun of my infancy had set: surely, you all know those redolent remnants of day suspended, with the midges, about some hedge in bloom or suddenly entered and traversed by the rambler, at the bottom of a hill, in the summer dusk; a furry warmth, golden...

Входимость: 2. Размер: 51кб.

Часть текста: Chapter two CHAPTER TWO O rus! Horace O Rus'! I The country place where Eugene moped was a charming nook; a friend of innocent delights 4 might have blessed heaven there. The manor house, secluded, screened from the winds by a hill, stood above a river; in the distance, 8 before it, freaked and flowered, lay meadows and golden grainfields; one could glimpse hamlets here and there; herds roamed the meadows; 12 and its dense coverts spread a huge neglected garden, the retreat of pensive dryads. II The venerable castle was built as castles should be built: excellent strong and comfortable 4 in the taste of sensible ancientry. Tall chambers everywhere, hangings of damask in the drawing room, portraits of grandsires on the walls, 8 and stoves with varicolored tiles. All this today is obsolete, I really don't know why; and anyway it was a matter 12 of very little moment to my friend, since he yawned equally amidst modish and olden halls. III He settled in that chamber where the rural old-timer had for forty years or so squabbled with his housekeeper, 4 looked through...

Входимость: 2. Размер: 98кб.

Часть текста: Ивейн благогове<й>ный так целовал невесту на прощанье, что кровь ее дивилась; а теперь, на сгибах рук и на ключицах голых воспоминанья этих поцелуев остались, как незримые запястья и тающие ожерелья… Ветер без мысли перелистывает сад… Потом она вернулась в дом, ступая легко по шашечнице плит звенящих, расплакалась, комочком золотистым свернувшись средь подушек кружевных, а через миг, как девочка, вскочила и принялась, сквозь слезы улыбаясь, дразнить лиловой веточкой изюма глазастую седую обезьянку. Зачем Ивейн пустился в путь далекий, на сонный юг, в пылающую пыль? Не воин он и не купец. Он едет с таинственною целью… Вот что было: его король, старик пушисто белый, завел с чернобородым королем страны чужой торжественную тяжбу; спор длился год, другой; на третий оба запутались. Казалось, быть войне; но короли ценили выше славы покой страны; и вот чернобородый простой и верный выход предложил: «Ты, – говорит, – пришли, сосед, в мой город хитрейшего из шахматных бойцов: сразимся с ним. Десятая победа решит, кто прав. Согласен?» Игроков тогда собрал король седой – и старых и молодых, – всех лучше был Ивейн. И в Лаолян, далекий и ленивый, приехал он и пышно принят был. Он Лаолян пленил своей улыбкой, да скромностью и скупостью движений, да стройною учтивостью речей. В условный час давался каждый вечер безмолвный бой в глубокой темной зале: во тьме...

Входимость: 2. Размер: 32кб.

Часть текста: Ты запомнишь день сырой, два три ландыша в овраге, ропот влаги под горой. Ждать тебя на берег мутный выйду утром, и вдали – да восстанут из тумана великаны – корабли. Это всё твои подарки: птицы яркие, цветы, грозди лалов и жемчужин, – ты мне нужен, только ты! Полюби мой остров дивий! Дай в заливе отдохнуть кораблям золотозарным и о царстве позабудь! Пела, потом приумолкла и шла, окруженная ветром. Пасмурно, пасмурно было… Одни только лужи светились на лукоморье унылом… Тяжелые, тусклые волны после ночного разгула задумались важно, и тучи, сумрачно сизые тучи, низко над ними стояли, будто угрюмая рать, на бой опоздавшая… Чайки, в сумраке этом кружась, – как снежинки, блистали и гасли… И подивилась я диву: лежал на галечнике влажном темный обломок, бревно с полустертой резьбою по краю, а на песке серебристом были следы голубые голых ступней. Отгремевшее море оставило много раковин – крупных, лунных, полных волшебного гула, полных цветного тумана; одну приложила я к уху, локон холодный откинув, и слышу, и слышу как будто голос, что пленная птица, чудный тоскующий голос в лунке жемчужной печалится. Вздрогнула я, огляделась: тучи сизели над морем, искрились дальние чайки, сонно вращалась волна; и за мной, об утес прислонившись, словно распятый, стоял человек незнакомый, в лохмотьях черных, как листья растений морских, и с кровавою раной на обнаженном плече… И к нему подошла я поспешно: «Кто ты, нежданный? Отколе?ﻕ.ﻕ.» Молча на тусклое море он указал, а потом с утомленной улыбкою руку дважды к губам прижал… «Ты голоден, гость безглагольный?» На языке непонятном что то сказал он протяжно… Взгляд его был как напев, звенящий средь ночи глубокой… «Следуй, бездомный, за мной…»...

Входимость: 2. Размер: 51кб.

Часть текста: старый дом… Друзьям и недругам о нем я передам рассказ недлинный. В стихах незвучных и простых благословлю я жизнь живую, изображу я роковую нежданную судьбу двоих… Скажу о прихоти жестокой моей России одинокой, моей России бредовой, – лишь с оговоркой: при больной не рассуждают о болезни. Поэт не должен проклинать, а уповать иль вспоминать… Итак, действительность, исчезни! II От разрушительных затей, от причитающей печали мы отвернемся, но едва ли былое близкое светлей. ……………………. Душой и телом крепок, строен и как то весело спокоен – таков был в эти дни Андрей Карсавин, химик и зоолог. Еще и в школьные года им путь намеченный всегда был и не труден и не долог. Потом, обласканный судьбой, он за границею учился, вернулся, через год женился на поэтессе молодой, и, диссертацию большую о мимикрии защитив, в свою усадьбу родовую с женой уехал. III Молчалив был этой жизни вдохновенной уют блаженно неизменный… А руль ...

Входимость: 1. Размер: 35кб.

Часть текста: turned out to be a damp, unfrequented, but very spectacular cul-de-sac (which a prodigious rainbow straddied every evening) at the end of two converging roads, one from Placerville, the other from Dolores, both atrocious. There is one motel, the optimistic and excellent Valley View Court where my wife and I stayed, at 9,000 feet altitude, from the 3rd to the 29th of July, walking up daily to at least 12,000 feet along various more or less steep trails in search of sublivens. Once or twice Mr. Homer Reid of Telluride took us up in his jeep. Every morning the sky would be of an impeccable blue at 6 a. m. when I set out. The first innocent cloudlet would scud across at 7: 30 a. m. Bigger fellows with darker bellies would start tampering with the sun around 9 a. m., just as we emerged from the shadow of the cliffs and trees onto good hunting grounds. Everything would be cold and gloomy half an hour later. At around 10 a. m. there would come the daily electric storm, in several installments, accompanied by the most irritatingly close lightning I have ever encountered anywhere in the Rockies, not excepting Longs Peak, which is saying a good deal, and followed by cloudy and rainy weather through the rest of the day. After 10 days of this, and despite diligent subsequent exploration, only one sparse colony of sublivens was found. On that one spot my wife found a freshly emerged male on the 15th. Three days later I had the pleasure of discovering the unusual-looking female. Between the 15th and the 28th, a dozen hours of windy but passable collecting weather in all (not counting the hours and hours uselessly spent in mist and rain) yielded only 54 specimens, of which 16 were females. Had I been younger and weighed less, I might have perhaps got another 50, but hardly much more than that, and, possibly, the higher ridges I vainly investigated between 12,000 and 14,000 feet at the end of July, in the magdalena-snowi-centaureae zone, might have produced...

Входимость: 1. Размер: 33кб.

Часть текста: (17, Winter 1970, Northwestern University, Evanston, Illinois) which is dedicated to me on the occasion of my seventieth birthday. I soon realized, however, that I might find myself discussing critical studies of my fiction, something I have always avoided doing. True, a festschrift is a very special and rare occasion for that kind of sport, but I did not wish to create even the shadow of a precedent and therefore decided simply to publish the rough jottings I made as an objective reader anxious to eliminate slight factual errors of which such a marvelous gift must be free; for I knew what pains the editors, Charles Newman and Alfred Appel, had taken to prepare it and remembered how firmly the guest co-editor, when collecting the ingredients of this great feast, refused to show me any plum or crumb before publication. BUTTERFLIES Butterflies are among the most thoughtful and touching contributions to this volume. The old-fashioned engraving of a Catagramma- like insect is delightfully reproduced twelve times so as to suggest a double series or "block" of specimens in a cabinet case; and there is a beautiful photograph of a Red Admirable (but "Nymphalidae" is the family to which it belongs, not its genus, ...

Поиск по творчеству и критикеCлово "ALBUM"

Поиск по творчеству и критике
Cлово "ALBUM"