Поиск по творчеству и критике
Cлово "PUBLIC"

Часть текста: Елена Ивановна, жившая после гибели мужа в Праге, вероятно, присутствовала на вечере сына. Она сохранила газетную заметку об этом выступлении: «Вечер В. В. Сирина Союз русских писателей и журналистов воспользовался пребыванием в Праге В. В. Сирина и 20 мая в зале Ираска устроил вечер, посвященный чтению его произведений. В. В. Сирин читает мастерски, захватывая внимание слушателей… Переполненная аудитория горячими искренними аплодисментами приветствовала даровитого писателя и прекрасного чтеца…» [1] На этом вечере Набоков читал отрывок из романа «Соглядатай», стихи и небольшой рассказ. Публичные выступления в Праге, Брюсселе, Лондоне, Париже, а позднее и в Нью-Йорке, были для писателя не только материальным подспорьем в его часто бедственном положении, но и своеобразным актерским экспериментом — волнующей, живой встречей с читателями. Современники оставили многочисленные свидетельства о своих переживаниях во время литературных чтений в переполненных залах. * * * 15 ноября 1932 г. состоялось первое организованное И. Фондаминским выступление Набокова в Париже. H. H. Берберова вспоминала: «Вечера чтений Набоковым своих вещей обычно происходили в старом и мрачном зале Лас-Каз, на улице Лас-Каз. В зале могло поместиться около 160 человек. В задних рядах „младшее поколение“ (т. е. поколение самого Набокова), не будучи лично с ним знакомо, но ...

Входимость: 5. Размер: 80кб.

Часть текста: (далее – УП ), написанная Владимиром Набоковым в Берлине в декабре 1926 года, вскоре после завершения первого романа «Машенька», и опубликованная в лучшем эмигрантском журнале «Современные записки» [21], примечательна и как набоковский эксперимент с онегинской строфой, и как его попытка внести свой вклад в богатую онегинскую традицию. Из ряда критических отзывов, в общем, скорее, поверхностно‑восторженных (уничижительная оценка принадлежала Георгию Иванову, назвавшему поэму «гимназической», написанной «вялыми ямбами, лишенными всякого чувства стиха» [22]), своей основательностью выделяется замечание Михаила Кантора: Большая (ок. 900 стихов) «Университетская поэма» Сирина – произведение виртуоза. Но есть литературные формы, окончательно себя исчерпавшие: к ним принадлежит стихотворная повесть, достигшая своего апогея в первой трети XIX века. Всякая попытка оживить этот жанр неизбежно отдает стилизацией, а в худшем случае пародией. Жаль, что талантливый поэт не учел этого [23]. Действительно, оправдать эксперимент с твердой формой, выраженное повествовательное начало, нарочито безыскусное название, с введенным в него условным жанровым определением, и отмеченную Юлием Айхенвальдом разговорную «простоту» стиха (с выражениями вроде: «хошь не хошь», «чайничек кургузый», «И тут я задал, / как говорится, лататы»), вбирающего «повседневный материал» [24], могла лишь виртуозная техника и та ясность и...

3. Эссе о драматургии ("Playwriting", на английском языке)

Входимость: 4. Размер: 59кб.

Часть текста: corrections, additions, deletions, occasional slips of the pen, and references to previous and subsequent installments of the course. I have limited myself to what editing seemed necessary for the presentation of the lectures in essay form. If Nabokov had been alive, he might perhaps have performed more radical surgery. He might also have added that the gruesome throes of realistic suicide he finds unacceptable onstage (in "The Tragedy of Tragedy") are now everyday fare on kiddies' TV, while "adult" entertainment has long since outdone all the goriness of the Grand Guignol. He might have observed that the aberrations of theatrical method wherein the illusion of a barrier between stage and audience is shattered - a phenomenon he considered "freakish" - are now commonplace: actors wander and mix; the audience is invited to participate; it is then applauded by the players in a curious reversal of roles made chic by Soviet performers ordered to emulate the mise-en-sce´ne of party congresses; and the term...

4. Интервью Набокова на английском языке. The Paris Review, 1967 г.

Входимость: 3. Размер: 29кб.

Часть текста: bearing on Lolita whatever. Humbert was fond of "little girls"-- not simply "young girls." Nymphets are girl-children, not starlets and "sex kittens." Lolita was twelve, not eighteen, when Humbert met her. You may remember that by the time she is fourteen, he refers to her as his "aging mistress." One critic has said about you that "his feelings are like no one else's. " Does this make sense to you? Or does it mean that you know your feelings better than others know theirs? Or that you have discovered yourself at other levels? Or simply that your history is unique? I do not recall that article; but if a critic makes such a statement, it must surely mean that he has explored the feelings of literally millions of people, in at least three countries, before reaching his conclusion. If so, lama rare fowl indeed. If, on the other hand, he has merely limited himself to quizzing members of his family or club, his statement cannot be discussed seriously. Another critic has written that your "worlds are static. They may become tense with obsession, but they do not break apart like the worlds of everyday reality. " Do you agree? Is there a static quality in your view of things? Whose "reality"? "Everyday" where? Let me suggest that the very term "everyday reality" is utterly static since it presupposes a situation that is permanently observable, essentially objective, and universally known. I suspect you have invented that expert on...

5. Lolita. Part Two. Chapters 1 - 2

Входимость: 3. Размер: 49кб.

Часть текста: By and by, the very possibilities that such honest promiscuity suggested (two young couples merrily swapping mates or a child shamming sleep to earwitness primal sonorities) made me bolder, and every now and then I would take a bed-and-cot or twin-bed cabin, a prison cell or paradise, with yellow window shades pulled down to create a morning illusion of Venice and sunshine when actually it was Pennsylvania and rain. We came to know nous connmes, to use a Flaubertian intonationthe stone cottages under enormous Chateaubriandesque trees, the brick unit, the adobe unit, the stucco court, on what the Tour Book of the Automobile Association describes as “shaded” or “spacious” or “landscaped” grounds. The log kind, finished in knotty pine, reminded Lo, by its golden-brown glaze, of friend-chicken bones. We held in contempt the plain whitewashed clapboard Kabins, with their faint sewerish smell or some other gloomy self-conscious stench and nothing to boast of (except “good beds”), and an unsmiling landlady always prepared to have her gift (“…well, I could give you…”) turned down. Nous connmes (this is royal fun) the would-be enticements of their repetitious namesall those Sunset Motels, U-Beam Cottages, Hillcrest Courts, Pine View Courts, Mountain View Courts, Skyline Courts, Park Plaza Courts, Green Acres, Mac’s Courts. There was sometimes a special line in the write-up, such as “Children welcome, pets allowed” ( You are welcome, you are allowed). The baths were mostly tiled showers,...

6. Бабиков А. А.: Воздушные пути Владимира Набокова. Неизвестная поэма 1921 года

Входимость: 3. Размер: 38кб.

Часть текста: изученной истории раннего Сирина, относящиеся к кембриджско-берлинскому периоду (1919-1923), неожиданно оказываются весьма значительными, как, например, в случае недавно опубликованной нами большой поэмы «Солнечный сон» (февраль 1923 года), послужившей предварительным приближением Набокова к замыслу его первого по-настоящему удачного крупного произведения, стихотворной «Трагедии господина Морна» (окончена в январе 1924 года), и проложившей начальные пути к его первому значительному роману «Защита Лужина» [1] ; другие неизвестные вещи если и не символизируют начало нового этапа его творчества, то показывают недооцененную исследователями интенсивность его поисков оригинальной поэтики внутри этих периодов. К таким выпавшим из творческой биографии Набокова сочинениям относится эпикурейская поэма «Olympicum», написанная кембриджским студентом-словесником в половине сентября 1921 года во время его берлинских вакаций. «Олимпийской» поэме, славящей победу человека над гравитацией и радость состязаний, предшествовало короткое изложение темы в стихотворениях «Football» (февраль 1920 года), с тем же переходом от описания спортивной игры к фигуре самого олимпийца-поэта, и «Движенье» («Искусственное тел передвиженье — / вот разума древнейшая любовь...», март 1920 года), с той же мифологизацией средств передвижения («И чуя, как добычу, берег дальний — / стоокие, — по морокам морей / плывут и плещут музыкою бальной / чертоги исполинских кораблей!») и кульминацией — полетом аэроплана, повторенным в поэме в финальном дедаловском образе гордого вознесения молодого поэта...

Входимость: 3. Размер: 59кб.

Часть текста: столько же, сколько о Владимире Набокове. Отдельные отрезки его жизни можно восстановить по дням, а некоторые месяцы едва ли не по часам. Из писем Набокова к матери, к жене, к друзьям и коллегам, из воспоминаний, дневников и эпистолярия русских эмигрантов в Праге, Берлине, Лондоне, Париже, Нью‑Йорке, из документальных свидетельств английских, французских, американских знакомых Набокова воссоздается обширная картина его литературных и научных занятий, контактов в самых разных кругах, настроений и взглядов, бытовых обстоятельств. Нам известны очень личные мелкие подробности его жизни, обретающие задним числом пророческий смысл. К примеру, мы знаем, что 11 января 1924 года Набоков в Праге видел во сне, будто он играл на рояле, а Вера Слоним, с которой он только недавно познакомился, переворачивала ему ноты; что 17 января, не получив из Берлина обещанные деньги за переводы, он скажет ей, что если его литературный заработок лопнет, то уедет с ней в Америку – как и случится шестнадцать лет спустя. И все же, несмотря на такое обилие сведений, о некоторых периодах жизни Набокова до сих пор известно немного. Тому виной не только исторические катаклизмы, повлекшие за собой обрывы связей, утраты архивов и вынужденный отказ от привычного уклада, но и особая напряженность работы, стремительная перемена его планов, замыслов, шквал новых впечатлений, знакомств и забот. К такому особенно насыщенному событиями периоду относятся первые годы Набокова в Америке, и его переписка с Карповичем – один из самых...

Входимость: 3. Размер: 205кб.

Часть текста: Прочтение Набокова. Изыскания и материалы Сочетание стали и патоки. Владимир Набоков о советской литературе Сочетание стали и патоки Владимир Набоков о советской литературе После отъезда из России в апреле 1919 года Владимир Набоков в продолжение более чем полувека, в Европе, Америке и затем вновь в Европе, пристально следил за общественными метаморфозами своей родины и за ее новой литературой. В разные годы, по‑русски и по‑английски, с большей или меньшей основательностью, но неизменной проницательностью, он разбирал и оценивал «продукцию» советских авторов, ведущие тенденции, темы и приемы советской поэзии, прозы и драматургии. По крайней мере трижды, в 1926, 1930 и 1941 годах, Набоков принимался за обозрения советской литературы. Первый такой обзор для устного выступления в Берлине, «Несколько слов об убожестве советской беллетристики и попытка установить причины оного», он подготовил в 1926 году, разнеся в нем прогремевший в СССР роман Ф. Гладкова «Цемент» и кратко охарактеризовав произведения Сейфуллиной, Зощенко, П. Романова, Леонова, Федина, Вс. Иванова и Пильняка. В начале доклада Набоков предвещает краткость советского периода, который уместится на нескольких страницах учебника: Эта серая година, эта серая ночь России – которая, как мы увидим, обесцветила между прочим и русскую литературу – явленье не страшное, она пройдет, эта серая пора – и школьники грядущих веков особенно хорошо воспримут ее скуку, когда придется им зубрить те пять‑шесть страниц учебника для средних классов гимназий и прогимназий, те пять‑шесть страниц, которые буду[т] соответствовать серому году России [331]. Далее он высказывает мысль о единстве общего потока русской литературы и о таких же прошлых периодах упадка, «когда в наших толстых журналах обильно и неудержимо разливалась серая добродетельная муть общественно‑настроенной литературщины». Приведя...

9. Переписка В. В. Набокова с В. М. Зензиновым (вступительная статья)

Входимость: 2. Размер: 81кб.

Часть текста: помню, люблю, держу в красном углу души…», — писал Набоков Зензинову. В письмах — трагические отзвуки Второй мировой войны: гибель в концентрационном лагере под Гамбургом родного брата Набокова — Сергея; гибель их друга, всеобщего любимца — Ильи Фондаминского, беспокойство семьи Набоковых об оставшейся в оккупированной Франции двоюродной сестре Веры Евсеевны Набоковой — Анне Лазаревне Фейгин и послевоенные события — личные и общественные. В год рождения Набокова гимназист 8-го класса, 18-летний Володя Зензинов был вызван в Охранное отделение г. Москвы вместе с отцом для собеседования; а весной, накануне письменного экзамена по русскому языку, он удостоился обыска: был составлен протокол и обращено внимание родителей на «тенденциозный подбор книг». «Я не скрывал от семьи своих политических убеждений, и мои родители знали, что я расту революционером, — напишет Зензинов 50 лет спустя. — К этому они относились вполне терпимо, сами совершенно не интересуясь политикой». [2] Первая, доэмигрантская часть жизни Зензинова напоминает авантюрный роман: он вступает в партию эсеров еще в пору учебы в университетах Берлина, Галле и Гейдельберга в 1899–1904 гг. (За десять лет до Зензинова в Германии, преимущественно в Галле, совершенствовал свое образование после...

Входимость: 2. Размер: 65кб.

Часть текста: авторскому ретроспективное движение исследователя от законченного произведения к промежуточным и первичным стадиям его воплощения. Исследователь начал, обладающий целым как данностью, дедуцирует те частности, которые в сопоставлении с новыми данными имеют значение для понимания различных сторон изучаемого произведения и глубже освещают его замысел. Подготовительные материалы и ранние редакции позволяют рассматривать произведение в его динамическом становлении, раскрывают его первостепенные и второстепенные тематические, стилистические, композиционные, автобиографические и другие составляющие, выявляют общие для нескольких произведений сквозные мотивы. И разумеется, еще более важным оказывается изучение подготовительных материалов и ранних редакций незавершенных произведений, замысел которых приходится реконструировать по тем более или менее разрозненным и отделанным фрагментам, которые доступны исследователю. Набоков принадлежал к числу тех писателей, начальные замыслы которых претерпевали значительные изменения, а окончательные редакции сочинений зачастую существенно отличались от первых вариантов и набросков. Одним из таких сочинений, подвергнутых коренной переделке (сначала в русской, а затем и в английской версиях) стал роман «Камера обскура», написанный в Берлине в 1931 году. О начальном этапе сочинения этой книги имеется на удивление мало сведений. Брайан Бойд в своей монументальной биографии писателя указывает, что название будущего романа – «Райская птица» – Набоков «придумал в конце января [1931 года] и приступил к работе» [305]. Черновик романа был готов уже через месяц, что следует из письма Набокова к матери от 25 февраля 1931 года, на которое указал Бойд: <…> роман...

Поиск по творчеству и критикеCлово "PUBLIC"

Поиск по творчеству и критике
Cлово "PUBLIC"