Поиск по творчеству и критике
Cлово "ESTATE"

Часть текста: 1943 г. он писал другу, Роману Гринбергу: “Дантист с треском вырвал у меня все верхние зубы. Я в продолжение месяца ходил с голым ртом, а потом старался привыкнуть к объемистому и хлюпающему ratelier (зубной протез - прим. перев .). Теперь привык - и только иногда замечаю, что собеседник украдкой вытирает то щеку, то бровь (когда слишком стремительно говорю что-нибудь) и перемигивает”. Здесь и далее письма Гринбергу цитируются по изданию: Рашит Янгиров “Друзья, бабочки и монстры: из переписки Владимира и Веры Набоковых с Романом Гринбергом. 1943-1967” // Диаспора: новые материалы. Альманах. 2001, №1. Париж, Atheneum - Спб., Феникс. 5 Pitzer, с. 173-174. Первый французский концлагерь для евреев, Дранси, появился в 1941 г. Рейс, которым уехали Набоковы, стал для “Шамплена” последним: по возвращении во Францию пароход подорвался на мине и затонул на рейде. 6 Bakh, письмо Веры Гольденвейзер, 26 июля 1941 г. 7 DBDV, c.52. 8 Даже в романе “Дар”, повествующем о трудной жизни эмигранта во враждебном немецком городе, слышны отголоски восхищения Набокова горами. Всякий раз, как заходит речь о радости, которую испытывает первооткрыватель, герой представляет себе покойного отца, исследователя Средней Азии, в горах, которые, кстати, несильно отличались от гор северной и центральной части штата Юта: тот же гранит и талые воды. Словно предвидя то, что ему только предстояло пережить в Америке, Набоков писал (в 1938 г.; первое американское издание “Дара” вышло в...

2. Вне Лолиты: Вновь открывая Набокова. (Проект CNN, 1999 г.). Nabokov's Pictorial Biography

Входимость: 3. Размер: 7кб.

Часть текста: Nabokov reads a book of butterflies in 1907 at Vyra, the summer estate of his maternal grandfather located about 50 miles south of St. Petersburg. During his youth, Nabokov spent his time collecting butterflies around the Vyra estate, a place which would come to represent the essence of childhood for the writer. Fleeing Russia The Nabokov family fled Russia in 1919 after the Bolshevik revolution led to instability at home. This photo, taken less than six months before they were to leave Russia, shows the five Nabokov children: from left, Vladimir, Kirill, Olga, Sergei and Elena. 2. Exile 1919-1940 Exile in England After fleeing Russia, the family moved to England, where Nabokov attended Trinity College at Cambridge from 1919-1922. He began his studies in zoology but later focused on Russian and French literature. Death of his father Nabokov, shown in larger photo, spends the summer after his father's death at the home of Svetlana Siewert, his one-time fiancee. Nabokov's father, Vladimir Dmitrievich Nabokov (bottom right) was shot to death...

3. Набоков Дмитрий: Отцовские бабочки. Интервью данное Брайеном Бойдом журналу BOMB Magazine

Входимость: 2. Размер: 24кб.

Часть текста: (NY: Glenn Horowitz Bookseller, 1999). Courtesy the Estate of Vladimir Nabokov. A commentator from a distant southern land that begins with Z composes an outlandish elucidation of another man's masterpiece. His startling, perhaps outrageous claims upset certain entrenched academic specialists, and he must flee (a world tour, a centenary), and undergo the ordeals of exile before coming to rest, in some almost successful disguise—as a professor of English at the University of Auckland, New Zealand. An unlikely plot, but the real story is no less exceptional: Brian Boyd, author of the prize-winning two-volume biography, Vladimir Nabokov: The Russian Years and Vladimir Nabokov: The American Years, and of Nabokov's Ada: The Place of Consciousness and the just-released Nabokov's Pale Fire: The Magic of Artistic Discovery, is a scholar who changed his mind. Writing in The New York Observer on Boyd's 'remarkable, obsessive, delirious, devotional study, Nabokov's Pale Fire,' Ron Rosenbaum called him 'an ornament of the accidents and possibilities of Nabokov scholarship' and praised him 'for having the courage and humility to retract an earlier conjecture and the imaginative daring' to (as Boyd himself might put it) re-re-reread Pale Fire. Nabokov's 1962 novel takes the form of an introduction by a scholar named Charles Kinbote; a lucid 999-line poem by an American poet named John Shade; and a commentary and index by Kinbote, whose attention veers continually from the poem to his own unsatisfactory life, from John Shade's homely metaphysics and painful autobiography to what must be his own entirely irrelevant fantasy—unless he really is Charles the Beloved, the deposed King of Zembla; and that unless unlocks only the first in a series of secret passages. From the dedication copy of Pale Fire, inscribed by Nabokov for his wife Vera. Image from Vera's...

Входимость: 2. Размер: 172кб.

Часть текста: обзоры, заметки и рецензии 20–30‑х годов, до сих пор не рассмотренные в их совокупности и не собранные в книгу, Набоков‑критик не имел значительного влияния на молодых эмигрантских авторов. Объясняется это, кроме прочего, тем, что период его нерегулярных критических выступлений в печати пришелся на время его собственного бурного писательского становления и не воспринимался как самостоятельная область его разнообразных литературных занятий, а в зрелые годы, с середины 30‑х годов, эти выступления, за единичными исключениями, совершенно прекратились. Иное дело – его непосредственное влияние на участников различных литературных кружков, которые он посещал и на которых выступал с докладами и чтениями своих сочинений. По воспоминаниям Евгении Каннак об одном из таких берлинских объединений, «Клубе Поэтов» (1928–33), «Набоков, впоследствии так яростно нападавший на общепризнанных больших писателей <…> к нашим начинающим поэтам и писателям относился дружески‑снисходительно» [750]. К началу 30‑х годов Набоков уже был автором четырех романов, нескольких сборников стихов и рассказов, печатался в лучшем эмигрантском журнале «Современные записки», его пьеса «Человек из СССР» была поставлена в Берлине, его книги переводились на другие языки. В начале же 20‑х годов он не имел никакого литературного веса и сам считался...

5. Lolita. Part Two. Chapters 17 - 21

Входимость: 2. Размер: 52кб.

Часть текста: night at Chestnut Court; definitely waking up at four in the morning, I ascertained that Lo was still sound asleep (mouth open, in a kind of dull amazement at the curiously inane life we all had rigged up for her) and satisfied myself that the precious contents of the “luizetta” were safe. There, snugly wrapped in a white woolen scarf, lay a pocket automatic: caliber. 32, capacity of magazine 8 cartridges, length a little under one ninth of Lolita’s length, stock checked walnut, finish full blued. I had inherited it from the late Harold Haze, with a 1938 catalog which cheerily said in part: “Particularly well adapted for use in the home and car as well as on the person.” There it lay, ready for instant service on the person or persons, loaded and fully cocked with the slide lock in safety position, thus precluding any accidental discharge. We must remember that a pistol is the Freudian symbol of the Ur-father’s central forelimb. I was now glad I had it with meand even more glad that I had learned to use it two years before, in the pine forest around my and Charlotte’s glass lake. Farlow, with whom I had roamed those remote woods, was an admirable marksman, and with his. 38 actually managed to hit a hummingbird, though I must say not much of it could be retrieved for proofonly a little iridescent fluff. A burley ex-policeman called Krestovski, who in the twenties had shot and killed two escaped convicts, joined us and bagged a tiny woodpeckercompletely out of season, incidentally. Between those two sportsmen I of course was a novice and kept missing everything, though I did would a squirrel...

6. Волшебник. Набоков Дмитрий: О книге, озаглавленной "Волшебник"

Входимость: 2. Размер: 48кб.

Часть текста: О книге, озаглавленной "Волшебник" Дмитрий Набоков О книге, озаглавленной "Волшебник" Название нижеследующих заметок, которые, возможно, заинтересуют читателя и ответят на несколько вопросов, было выбрано с полусерьезной мыслью, что отголосок отцовского послесловия к "Лолите" может позабавить тень отца, где бы она ни находилась. Как при переводе, так и в комментариях я всеми силами старался придерживаться набоковских правил: точность, художественная верность оригиналу, никакой воды, никакой отсебятины. Любые более смелые предположения, чем те, на которые я отважился, нарушили бы эти правила. Сам перевод отражает мое стремление верно передать как общий смысл подлинника, так и отдельные особенности текста. Многолетние занятия переводами для отца и вместе с ним утвердили во мне эти его категорические требования. Единственно, когда он считал отступления допустимыми, – это непереводимые выражения и изменения, которые при переводе вносит в свое произведение сам автор. Вполне возможно, что, будь он жив, ВН воспользовался бы своим правом автора изменить некоторые детали "Волшебника"; думаю, однако, что он предпочел бы сохранить нетронутой эту выразительную модель, содержащую несколько уровней смысла. Редкие случаи, когда я позволил себе незначительные отступления от оригинала, касаются как раз тех мест – например, многослойной игры слов, связанной с Красной Шапочкой (с. 61, строки 3–4; с. 87, строки 17–18), или стремительной скорости, заданной ВН образности...

7. Интервью Набокова на английском языке. BBC Television, 1962 г.

Входимость: 1. Размер: 20кб.

Часть текста: reproduction of the interview proper. It eventually appeared on the Bookstand program and was published in The Listener (November 22, 1962). I have mislaid the cards on which I had written my answers. I suspect that the published text was taken straight from the tape for it teems with inaccuracies. These I have tried to weed out ten years later but was forced to strike out a few sentences here and there when memory refused to restore the sense flawed by defective or improperly mended speech. The poem I quote (with metrical accents added) will be found translated into English in Chapter Two of The Gift, G. P. Putnam's Sons, New York, 1963. Would you ever go back to Russia? I will never go back, for the simple reason that all the Russia I need is always with me: literature, language, and my own Russian childhood. I will never return. I will never surrender. And anyway, the grotesque shadow of a police state will not be dispelled in my lifetime. I don't think they know my works there-- oh, perhaps a number of readers exist there in my special secret service, but let us not forget that Russia has grown tremendously provincial during these forty years, apart from the fact that people there are told what to read, what to think. In America I'm happier than in any other country. It is in America that I found my best readers, minds that are closest to mine. I feel intellectually at home in...

8. Интервью Набокова на английском языке. Bayerischer Rundfunk, 1971-72 г.

Входимость: 1. Размер: 17кб.

Часть текста: for example "applied time"-- time applied to events, which we measure by means of clocks and calendars; but those types of time are inevitably tainted by our notion of space, spatial succession, stretches and sections of space. When we speak of the "passage of time," we visualize an abstract river flowing through a generalized landscape. Applied time, measurable illusions of time, are useful for the purposes of historians or physicists, they do not interest me, and they did not interest my creature Van Veen in Part Four of my Ada. He and I in that book attempt to examine the essence of Time, not its lapse. Van mentions the possibility of being "an amateur of Time, an epicure of duration," of being able to delight sensually in the texture of time, "in its stuff and spread, in the fall of its folds, in the very impalpability of its grayish gauze, in the coolness of its continuum." He also is aware that "Time is a fluid medium for the culture of metaphors." Time, though akin to rhythm, is not simply rhythm, which would imply motion-- and Time does not move. Van's greatest discovery is his perception of Time as the dim hollow between two rhythmic beats, the narrow and bottomless silence between the beats, not the beats themselves, which only embar Time. In this sense human life is not a pulsating heart but the missed heartbeat. PERSONAL PAST Pure Time, Perceptual Time, Tangible Time, Time free of content and context, this, then, is the kind of Time described by my creature under my sympathetic direction. The Past is also part of the tissue, part of the present, but it...

Входимость: 1. Размер: 205кб.

Часть текста: Америке и затем вновь в Европе, пристально следил за общественными метаморфозами своей родины и за ее новой литературой. В разные годы, по‑русски и по‑английски, с большей или меньшей основательностью, но неизменной проницательностью, он разбирал и оценивал «продукцию» советских авторов, ведущие тенденции, темы и приемы советской поэзии, прозы и драматургии. По крайней мере трижды, в 1926, 1930 и 1941 годах, Набоков принимался за обозрения советской литературы. Первый такой обзор для устного выступления в Берлине, «Несколько слов об убожестве советской беллетристики и попытка установить причины оного», он подготовил в 1926 году, разнеся в нем прогремевший в СССР роман Ф. Гладкова «Цемент» и кратко охарактеризовав произведения Сейфуллиной, Зощенко, П. Романова, Леонова, Федина, Вс. Иванова и Пильняка. В начале доклада Набоков предвещает краткость советского периода, который уместится на нескольких страницах учебника: Эта серая година, эта серая ночь России – которая, как мы увидим, обесцветила между прочим и русскую литературу – явленье не страшное, она пройдет, эта серая пора – и школьники грядущих веков особенно хорошо воспримут ее скуку, когда придется им зубрить те пять‑шесть страниц учебника для средних...

10. Eugene Onegin. A Novel in Verse by Aleksandr Pushkin. Chapter seven

Входимость: 1. Размер: 67кб.

Часть текста: the vernal beams, down the surrounding hills the snows already have run in turbid streams 4 onto the inundated fields. With a serene smile, nature greets through her sleep the morning of the year. Bluing, the heavens shine. 8 The yet transparent woods as if with down are greening. The bee flies from her waxen cell after the tribute of the field. 12 The dales grow dry and varicolored. The herds are noisy, and the nightingale has sung already in the hush of nights. II How sad your apparition is to me, spring, spring, season of love! What a dark stir there is 4 in my soul, in my blood! With what oppressive tenderness I revel in the whiff of spring fanning my face 8 in the lap of the rural stillness! Or is enjoyment strange to me, and all that gladdens, animates, all that exults and gleams, 12 casts spleen and languishment upon a soul long dead and all looks dark to it? III Or gladdened not by the return of leaves that perished in the autumn, a bitter loss we recollect, 4 harking to the new murmur of the woods; or with reanimated nature we compare in troubled thought the withering of our years, 8 for which there is no renovation? Perhaps there comes into our thoughts, midst a poetical reverie, some other ancient spring, 12 which sets our heart...

Поиск по творчеству и критикеCлово "ESTATE"

Поиск по творчеству и критике
Cлово "ESTATE"